— Хотел узнать, что случилось с моим товарищем. — честно ответил Радмир.
— Это с каким? — во взгляде Желаны появилась заинтересованность.
— Бала его звали. Ты с ним дня четыре назад встречалась, он тебя вспомнил.
— Хм… — она накрутила локон на пальчик и подняла глаза к потолку. — А, вспомнила. С усами мужик, кудрявый. Ничего интересного. Смял, как медведь, никакой тонкости и искусности. А ты другой, я такое сразу вижу.
— Ты на него Зверя натравила?
— Он клялся, верным мне быть, — хохотнула женщина. — Мне захотелось, чтобы он слова не нарушил. Он ночью должен был вернуться. Где он?
— Я его убил, — мрачно ответил Радмир и почувствовал, что в нем закипает злость.
— Ну и ладно. — она равнодушно махнула ручкой.
Воин схватил ее за руку, развернул к себе и зло прошипел:
— Кто ты? Кто ты такая, чтобы распоряжаться чужой жизнью?
— Ох, какой горячий, — она обвила его шею второй рукой. — Вот такие мне нравятся, — потянулась к нему губами.
Отвращение охватило мужчину, и он с силой оттолкнул от себя Желану.
— Ты пожалеешь об этом, — прошипела она, потирая ушибленную в падении щеку.
Она подбежала к двери, распахнула ее и крикнула:
— Ко мне!
В дом ворвались трое Зверей. Они обступили вставшего в стойку воина. Но не спешили кинуться. Дальше Радмир перестал что-либо понимать. Желана вновь заговорила на неизвестном ему языке, и первый Зверь бросился на него. Но чудище не пыталось его убить. Оно вцепилось зубами ему в правое запястье, не прокусывая кожу, просто сильно сжало. Воин вскрикнул, но сумел не уронить меч, перехватывая его левой поверх разом ослабшей правой руки. Тогда второй Зверь ухватил его за левую руку. Меч полетел на пол. Звери оскалились и начали наступать на него. Таким беззащитным Радмир не чувствовал себя даже стоя безоружным перед драконом. Он отступал до тех пор пока не оказался в темной комнате. Звери продолжали теснить его, пока мужчина не уперся спиной в каменную стену. Желана схватила его безвольно висящую руку и защелкнула на ней металлическое кольцо, потом она тоже самое проделала со второй рукой. Радмир яростно дернулся, но оковы крепко держали его.
— Вот таким ты мне нравишься еще больше, — засмеялась женщина и крикнула Зверям. — Пошли прочь, твари.
Те послушно удалились. С тех пор начался кошмар. Желана могла не объявляться несколько дней, и тогда Радмир сидел даже без воды. То являлась каждый день, развлекаясь в зависимости по настроению, то покрывая упрямца поцелуями, то истязая его. Воин потерял счет дням. Только две мысли поддерживали его, что однажды он выберется, и что после этого обязательно вернется.
Сбежать ему удалось только чудом. Однажды Желане взбрело в голову освободить его, считая, что он полностью сломлен и обессилен. Она даже не закрыла свою пыточную комнату, спеша куда-то. Радмир подполз к своей сумке, валяющейся недалеко, женщина просто отшвырнула ее, когда срывала одежду со своего пленника. Мужчина помнил, что там должен быть пузырек, который он хранил на крайний случай. Это был живительный элексир, дающий силы на короткий срок. Радмир выпил его, схватил остатки своей одежды и выбежал из дома. Солнце ослепило его на некоторое время. Усугубляло дело и то, что вокруг еще лежал снег, отражая солнечные лучи. Мужчина воздал хвалу Великим Духам, Звери сейчас прятались от света. Пошатываясь он побрел наугад. Дальше снова случилось чудо, иначе не сказать. Он увидел санные следы, а вскоре и черника, неспешно правящего санями. Воин закричал, и пустошевский обитатель заметил его. Потом черник довез изможденного мужчину до города. У самых ворот серой тенью бродил Дымка, исхудавший, но живой. Жеребец почуял друга раньше, чем увидел его. Он радостно заржал и бросился навстречу саням.
— Живой, — слабо шептал Радмир. — Живой. Я знал, что сбежишь.
Конь выписывал вокруг саней немыслимые пируэты. Потом стражники приняли воина и отвели к князю. Радмир попросил Добрыню ничего не предпринимать, пока он не вернется с тем, кто сможет помочь. Его накормили, одели, дали с собой в дорогу провизию и отпустили. Дымка, голодавший эти долгие месяцы, пока Радмир был в плену, бежал как мог быстро. Но былой прыти сейчас не было. Ратники княжеские рассказали, что жеребец отказывался от еды и каждый день проводил перед воротами. Коня чуть ли не силой заставляли пить и хоть иногда есть.
— Выдюжим, друже, — упрямо твердил Радмир, когда силы почти оставляли их, и Дымка согласно ржал.
Когда впереди показались чародеевы ворота, мужчина и его конь были уже на последнем издыхании.
— Так вот и закончилось мой второй приезд в Пустошь, — закончил Радмир и посмотрел на своих слушателей.
Глава 21
Четыре всадника ехали молча, обдумывая услышанное. Радмир умолчал о многом, что касалось его встречи с Желаной, сказав лишь, что чары черной женщины на него не подействовали, и она смогла пленить его при помощи Зверей, которые слушались ее первого же слова. Лишь Дарей знал обо всем.
— Мастер, кто эти Звери? — спросила Белава. — Новые оборотни?
— Я думал об этом, но нет. Оборотень имеет две личины, человеческую и звериную. Мы знаем, что оборотнем можно только родиться, это тоже дар. Укушенный же оборотнем становится вурдалакам. Вурдалак имеет одну личину. Ты помнишь, как это получается?
— Да. Яд из слюны оборотня попадает в кровь, когда оборотень кусает человека. Душа умирает, а тело превращается в уродливого зверя. Вурдалак не имеет потомства. Он может жить долго, питаясь сырым мясом, чаще всего человечиной. После укуса вурдалака превращения не бывает.
— Что еще?
— Оборотни могут жениться на обычной женщине, а могут на таком же оборотне. От человека чаще рождаются обычные люди, дар редко переходит. А от союза двух оборотней почти всегда рождаются потомки с даром. Поэтому оборотни стараются, если не женится, то хотя бы иметь потомство от оборотня. Еще оборотень не теряет человеческого сознания, когда оборачиваются в звериную личину. Вурдалаки же никогда не создают пары, потому что ими движет только желание жрать. Оборотень умирает, прожив свой срок, вурдалака же можно только убить. И вурдалак не может восстанавливаться, как раненный оборотень. Оборотни могут сбиваться в стаи, вурдалаки всегда одни.
— Все верно. А что мы знаем об этих Зверях? Они имеют одну личину, как и вурдалаки, внешне похожи на них, но на этом их схожесть заканчивается. Укус Зверя ядовит, как и укус оборотня. Зверь продолжает мыслить. Вспомни тех, которые напали на нас на кладбище.
— Вы встречались с этими Зверями? — удивился Ярополк.
— Да, — ответил чародей, — но об этом позже. Белава?
— Да, мастер, я помню. Они не кидались бездумно. Они выбирали момент, когда можно напасть. Особенно та вурдалачиха, ой, Зверина.
— Точно. Судя по тому, что Бала не узнал Радмира, памяти о человечьей жизни у них нет. Остаются только навыки. Они осторожны, ими можно управлять, только я не пойму как. Они могут жить в стае. Более того, они могут составить пару, как те двое. Надеюсь, что они не могут рождать потомство, иначе все еще хуже, чем я думал.
— Но откуда они взялись? — спросил Ярополк.
— Колдовство. Их мог создать только чародей или колдун. Судя по всему, этим колдуном является беловолосый. Очень любопытно, как он это сделал. Я примерно могу представить, что для этого надо было сделать. Но на это нужны огромные силы, боюсь, это не его силы. У него должен быть помощник, потусторонний помощник. И теперь беловолосый связан с ним накрепко.
— Но зачем они ему нужны? — задал очередной вопрос Ярополк.
— Рать, — ответил Радмир. — Это его рать. Помните, я говорил, что услышал из разговора Желаны и беловолосого? Она сказала, что ей предстоит стать королевой нового мира. Думаю, наше Семиречье в опасности. Если беловолосый решил завоевать Семиречье, то ему нужно войско. Где он соберет столько воинов? Он создал себе их. И рать его растет с каждым днем. Только как он их держит? Вот, что я не могу понять.
— Я бы привязал к себе, это самое надежное, — задумчиво сказал чародей.
— Как это? — спутники с любопытством посмотрели на него.
— Можно привязать любовью, можно страхом, можно богатством, можно дружбой. Их любовь ему не нужна, любовь ведет за собой ревность, богатство Зверям не нужно. Да и суетно это. Стяжательство лишняя часть натуры воина. Настоящая дружба сплетается из единения душ. Остается страх, он привязал их страхом.