Шахназ поставила на стол разные вазочки с вареньем, веранда наполнилась их душистым ароматом. Вскоре Шахназ принесла и поставила на стол большой белый самовар и села напротив гостя.
- Прошу вас, чувствуйте себя свободно, Айхан-гардаш, считайте, что вы у себя дома. - Потом начала раскладывать варенье по розеткам. - Я сама варила. Хочу, чтобы вы все попробовали, а потом меня похвалили, - сказала она улыбаясь и посмотрела ему в лицо, со все еще не разгладившимися морщинами.
Айхан внутренне заметался. "Какой я сделался невозможный! - упрекнул он себя. - Чего можно еще желать? Не лучше ли разом обрушить эту стену тридцатилетней разлуки и просто сказать: "Дай мне черешневого варенья, ты ведь знаешь, что в вашем доме я больше всего люблю варенье из черешни!" - и навсегда положить конец этой невыносимой пытке?" Нет, он этого не сделает. Он твердо знает, что навсегда лишен всех этих сокровищ. Поэтому самые дорогие воспоминания, самые сладкие мечты должны храниться под семью замками. И отныне радостью ли, печалью ли он не сможет поделиться ни с кем. А если это так, то какой смысл имеет такая жизнь? Ведь жить подобным образом - означает предавать свое сердце. Пусть судьба лишила его многого семейного очага, отцовских забот, но чувствующего сердца она не смогла его лишить. А раз так, значит, его приезд в Чеменли - ошибка, и эту ошибку следует исправить. Правда, судьба ему подарила великую радость - светящиеся глаза его маленького тезки, чистоту его сердца. Какими сокровищами можно все это возместить, на какой чаше весов измерить... В душу вновь проникли божественные звуки кеманчи дяди Мурсала. Мир снова окрасился в чудотворный цвет. Какие надежные тайники хранятся в сердце!
Поздней ночью Шахназ постелила Айхану постель в одной из комнат. Прежде это была ее комната, теперь она отдала ее сыну.
Вскоре мать с сыном ушли, оставив гостя одного.
- Спокойной ночи, дядя Айхан!
- Приятного сна, Айхан-гардаш!
Волоча ногу, он вошел в комнату, которая утопала в полумраке. У обвитого вьюнком окна Шахназ, на краю маленького письменного стола горела настольная лампочка. На стене висел большой старинный ковер, под ним деревянная кровать.
Какую еще пытку уготовила ему судьба? Ты только посмотри на эту нетронутую простыню, на эти сверкающие белизной наволочки! Он подошел к кровати. От мягких подушек, свежего постельного белья, шелкового одеяла будто пахнуло весной, дыханием Шахназ. Не это ли начало его второй жизни, в которой каждый его шаг будет усыпан цветами? Не хочет ли Шахназ возместить ему ночи, проведенные в деревянных бараках, холодных окопах, влажных каменных подвалах?
"Но есть ли в этом необходимость, Шахназ? Или ты полагаешь, что меня привели сюда - в твой шестиматериковый мир - эти сокровища? Ты ошибаешься, моя Шахназ! Эти простые радости жизни мне известны. Я не смог только приобрести тебя - самое дорогое сокровище, которое хотела подарить мне жизнь. Ты и сама знаешь, что теперь уже это невозможно. Так что же означают эти две подушки?"
Вдруг он устыдился всех этих мыслей. Он виновато огляделся по сторонам, посмотрел на дверь, прислушался к тихому разговору, доносящемуся из соседней комнаты. "Я-то сам хорош, ничего не скажешь. Правильно Шахназ говорила обо мне: эгоист! Если бы это было не так, за все эти годы ты поинтересовался бы ее судьбой. Быть может, она очень нуждалась в твоей помощи. А теперь ты случайно встретил ее..."
"Ты только посмотри, обычные радости его, видите ли, не устраивают, снова принялся он сам себя укорять. - Он желает какого-то высшего блаженства. Нет, ты очень бессовестный человек, Айхан-гардаш!" Изобличив себя наконец голосом Шахназ, он успокоился.
Вскоре все затихло и в соседней комнате. Прислушиваясь к далекому шуму Карачая, он думал о том, что бог не создал для него простых радостей, на его взгляд - все радости были высшими. И этот монотонный далекий гул реки, и ночь под одной крышей с Шахназ есть самое высшее из всех блаженств.
* * *
В селе такой обычай: где бы, в каком бы доме на веранде ни свила гнездо ласточка, все село должно об этом знать. Вчерашний приезд в Чеменли искалеченного фронтовика по имени Айхан Мамедов, то, что он стал гостем Шахназ-муэллимы, прогулка с маленьким Эльдаром по Гылынджгая превратились сегодня в знаменательное для Чеменли событие. Вот почему Айхан, идя рядом с маленьким Эльдаром, опираясь на свою резную трость, направляясь в верхнюю часть села, хорошо понимал, о чем говорят, чем интересуются глядящие на него с четырех сторон обитатели Чеменли.
Беседуя, они дошли до покрытой галькой площадки перед Бешбулагом. Айхан смотрел на родник с тоской и волнением. Из пяти ключей фонтанами била вода. Он хотел подойти и напиться, этой воды досыта, до ломоты в зубах. "Нет, донесся голос изнутри. - Тебе еще многого захочется. Потерпи. Не забывай, что ты приехал в Чеменли впервые". Он вгляделся в строение под родником. Чайхана была на месте, но только значительно расширилась, по четырем сторонам веранды вместо старых деревянных перил были прибиты изящные разноцветные реечки. А наверху висела доска, на которой теми же красками было выведено: "Павильон Бешбулаг".
Узнал он и деревянные ворота по левую сторону, прямо у дороги. Ему показалось, что потемневшие доски все еще хранят запах дыма самокрутки уста Алмардана, председателя Алмардана. Он даже заглянул внутрь, хотел увидеть первую и последнюю "тюрьму" в Чеменли, но на ее месте высился красивый жилой дом.
- Эльдар, чей это дом? - непроизвольно вырвалось у него.
- Вон тот, новый? Это дом счетовода дяди Насиба. Он построил его в прошлом... нет, в позапрошлом году.
Айхан больше ни о чем не спрашивал. В своем воображении он встретился лицом к лицу с Толстяком Насибом, который всегда ходил, размахивая пухлыми, как у девочки, руками, и улыбался каждому встречному в селе. "Как он теперь выглядит? Не раздулся ли, не превратился ли в бочку?" Взглянув на новое здание у самой дороги, подумал: "Кажется, это и есть правление колхоза". Как раз в ту сторону свернула легковая машина "ГАЗ-69", спускавшаяся с верхней части села. Значит, не ошибся.
- Дядя Айхан, председатель приехал, - заторопил его Эль-дар. - Пойдемте в правление. Вы не хотите увидеть дядю Аждара?...
- Хочу... но, сынок, ты бы лучше посидел в садике перед правлением, подождал бы меня. Я быстро вернусь.
- Я не спешу, дядя Айхан... Вы не волнуйтесь...
... Айхан легонько приоткрыл дверь кабинета председателя, Увидев незнакомых людей, он тотчас хотел закрыть ее, но его окликнул звонкий голос:
- Заходите, заходите, товарищ. Вы, должно: быть, и есть Айхан Мамедов, фронтовик... Только что Шахназ-муэллима мне о вас рассказала.
Председатель колхоза Аждар-киши, одной рукой поглаживая свой широкий пояс, вышел из-за стола навстречу Айхану. Приветливо поздоровавшись, он указал ему на стул.
- Садитесь. Сейчас я провожу этих товарищей, и мы с вами поговорим.
Айхан сел. По ласковому обращению, сердечным словам ему все стало ясно. Значит, Шахназ рассказала о нем председателю, наверно, просила помочь искалеченному инвалиду войны, несчастному человеку, лишенному родного крова. "Нет, так нельзя, так, не пойдет! - подумал он, стараясь взять себя в руки. - Что со мной происходит? Почему я сам себя обманываю, зачем я пришел, к этому приветливому председателю?.. Он, кажется, действительно хороший человек, это видно с первого взгляда. Все это прекрасно, но у меня нет к нему никакого дела, никаких просьб. Мне ничего от него не нужно, сегодня же я должен отсюда уехать".
С этими мыслями он рассматривал книги, газеты, журналы на длинном председательском столе, не обращая внимания на входящих и выходящих людей. Наконец их стало поменьше, шум в комнате затих. И вдруг:
- Аждар-гага, как вы мудры...
Услыхав это, волосы на его голове встали дыбом. Он тотчас узнал этот извивающийся, съеживающийся, меняющий тональность такой знакомый голос. Он с трудом заставил себя посмотреть в сторону, откуда этот голос доносился. Да, это был он, тот самый Насиб, Толстяк Насиб.
- Что опять случилось, Насиб? - Председатель встал и направился к сейфу. - Давай сюда бумаги. - Затем, он не читая, подписал их все сразу и приложил печать. - На, возьми, можешь идти., и можешь не сомневаться, что я действительно мудр, раз умудряюсь с тобой работать.