О, ему не придет в голову изводить своей слабостью тех, кто рядом — в нем заложены иные свойства. Ему будет чужда иллюзия, что вас греет — иллюзия нужности кому-то, близости кому-то, иллюзия любви. Без нее вы несчастны и одиноки, но ведь вы же и не способны на любовь. Лишь ее тень шуршит крыльями у вас на слуху, проносится, поддразнивая, у вас на виду, и вы — вы пугаетесь и шарахаетесь прочь. Страшно, страшно отважиться — но я не виню вас, я вижу: вам трудно и без того. Вы все променяли на радости вашего свинства, и теперь сбиты с толку, растеряны и жалки. Вы плодите себе подобных, думая, что спасение в них, но получается лишь хуже — кольцо сужается, жизнь проходит будто еще скорей, чем прежде.
И вот, глядите, есть выход из тупика. Есть посланец нового мира, он разорвет порочный круг! И пусть его несходство отпугнет поначалу, пусть он будет другим, чуждым, холодным. Иначе вам в него не поверить — слишком человеческое по своей сути давно дискредитировало себя и свою суть. Обмануть можно лишь раз — и он уже был, этот раз. Потому, нужен новый облик — и надежда возродится из пепла. А там, глядишь, и живые молекулы вдруг изменятся на чуть-чуть. Буквы вселенского кода сочтутся своими тройками не так, как раньше. Может и бессмертие замаячит — пусть вдали, вдали…
Я как будто парил над полом — наверное, в ту минуту я был по-настоящему нездоров. Меня захлестывали поток безумия, эфирное облако, опиумная волна. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я очнулся и в изумлении покрутил головой. Руки мои тряслись, рубашка была в поту, а человек в коричневом, с лампой вместо головы, все так же смотрел на меня с экрана, послушно ожидая команды или знака. Человек — не человек. Робот. Семмант.
И я выругал себя за бездействие. За проволочку и топтание на месте. Потом рывком придвинул стул, сел к клавиатуре и скопировал в нужную папку давно заготовленный файл с первым, самым простым заданием. Окно с картинкой уменьшилось в размерах, потом мигнуло и исчезло. Я понял, что и он понял: хватит первых восторгов. К делу, к делу — начались будни.
Глава 7
Следующим же утром мы взялись за настоящую работу. Метроном в углу экрана подгонял меня, задавая ритм — порой он казался мне слишком быстрым, но я знал, судить об этом не мне. В свою очередь, я заваливал Семманта мегабайтами данных из электронных архивов — и потом снова рыскал по ним час за часом. Лишь только стрелка метронома замедляла ход, срабатывал специальный триггер, сигнализируя: обработка закончена, входной канал пуст. По квартире разносилась мелодичная трель — нельзя было допустить ни минуты простоя. Где бы она меня ни заставала, я бросался к столу и копировал очередные файлы. Копировал и представлял: жерло вулкана или гигантская мясорубка, и там — он, ненасытный зверь…
К счастью, пищи для него хватало с избытком. Мир накопил и держал на виду горы информации о своем естестве, о борьбе сокровеннейших своих сил, сдвигах материков, миграции океанов. Океанов всего, что алчут, на чем ломают копья и зубы, за что бьются без правил и предают, не моргнув.
Данные о поведении рынков на протяжении многих лет хранились бережно, как ценнейшее из богатств. Все они шли Семманту — отсортированные и связанные друг с другом, разбитые на группы, на месяцы и дни. Это были не просто цифры — одним лишь цифрам не под силу передать глубину и живость. Кому как не мне знать их скупую суть — пусть и выверенную, безгрешную точность. Но точности было мало, требовались вдобавок многогранность и объем, проба на вкус, на цвет. Я-то знал: главное в сердцевине — и не жалел сил, перетряхивая слой за слоем. День за днем я только и делал, что без устали перерабатывал факты. Я наводил мосты и восстанавливал связи, добавлял, дописывал, сопоставлял одно с другим — чтобы и он закопался как можно глубже, чтобы прочувствовал все всерьез, не упустив ни йоты.
В том, что попадало ему на вход, кровь пульсировала взаправду. Там сверкали бриллианты, блестел желтый металл, шуршали доллары, франки, йены. Нервные графики валют перекликались с диаграммами цен на рис; государственные облигации соседствовали с пшеницей и соей, никелем и серебром, платиной и маслянистой нефтью. Точкам и линиям был нужен фон — и тут я не жалел красок. Разноцветные пятна засух и ураганов, эпидемий и локальных войн, оттеняли угловатые росчерки, похожие на кардиограмму параноика. Старческие голоса министров, влиятельных и неисправимо лживых, пробивались на миг из хаоса прочих звуков. Их сменяли панические сирены, отчаянный вой датчиков задымления, крики несчастных в покореженных поездах, в разбитых авто, в зданиях, разрушенных до фундамента мощным взрывным зарядом. И тут же все заглушалось гомоном неисчислимых бирж — торгующих всем и производными всего, и производными производных, и так до бесконечности. За их котировками стояли плотной стеной легионы, армии и когорты. Отовсюду виднелись: сумасшедшие глаза брокеров; хищные взгляды банкиров; лица президентов и директоров — собакоподобные, свиноподобные; их ассистенток и секретарш — кукольные, фальшивые; и еще — длинные ноги секретарш, их короткие юбки, похотливые бедра… Перспектива уводила вдаль, и там было безрадостно, вдали. Там царили серость и скука, унификация, доведенная до абсурда. Офисы, конвейеры, маленькие людишки. Ряды и ряды одинаковых кьюбиклов. Миллионы, миллионы фигур — вообще без лиц. Без признаков отличия, без голоса и без пола.