приносит результаты. Справедливость не может принимать в расчет, что кого-то судьба сделала земледельцем, а не скотоводом. Она принимает в расчет только объективные результаты труда. В конце концов, Каин мог бы постараться и придумать что-нибудь получше: мог бы, например, обокрасть своего брата и, в свою очередь, принести добычу в жертву Богу. Это не было бы слишком похвальным, но результаты были бы далеко не столь трагическими, чем то, что случилось. Можно даже предположить, что Бог посмотрел бы сквозь пальцы на мелкое правонарушение, от коего ему же была бы выгода.
Но Каин - нет! Пожелал быть честным и принес то, что имел, а потом не выдержал и не смог вынести несправедливости - как он ее понимал. В сущности, он проявил непоследовательность, или невежество и наивность. Если он заранее знал, в чем состоит справедливость, а все-таки согласился поступать честно, то должен был выдержать свою роль до конца и не поддаться своему озлоблению, ведь факты можно было легко предвидеть. Если же он не знал элементарных вещей, то проявил наивность, настолько крайнюю, что не стоит его и жалеть.
Мораль: давайте рассчитывать на плату по рыночной цене, а не по тому, сколько мы трудились над нашими произведениями. Ведь это доказано многими учеными, в том числе и Карлом Марксом, не говоря уж о реальной жизни. Наш друг или брат, может быть, и примет во внимание нашу добрую волю, старания, усилия и благие намерения; но не друг, и не брат обойдутся с нами по справедливости. Справедливость - дело общественное или божеское, во всяком случае, она действует по закону, принимающему в расчет результаты наших действий, а не наши намерения. Придерживаясь этого принципа, мы сможем весьма преуспеть, ведь каждый грош сверх рыночной цены мы будем считать необычайным везением. И наоборот: заранее прикидывая, что получим лишнюю копейку в обход справедливости, мы живем в постоянном раздражении, обижаемся на весь свет и, в конце концов, можем со злости угробить родного брата.
Ной или:
Соблазны солидарности
Когда Бог, наконец, с опозданием пожалел, что сотворил род человеческий, и, пораженный результатами собственного легкомыслия, решил утопить свои неудачные подобия, он, как известно посчитал Ноя единственной фигурой, достойной спасения.
Это решение оказалось недальновидным и несправедливым. Недальновидным потому, что Бог уже достаточно разбирался в людях и мог бы предвидеть, что если хоть одна пара людей останется на земле, все начнется сначала, и через несколько лет все неприятности повторятся. Несправедливым оно было потому, что рассердили Бога только человеческие преступления, а он заодно потопил всех животных, которые, в общем, не были виноваты.
Но не будем вдаваться в подробности. Речь о другом. Речь идет о Ное.
Ной был ужасным подлизой. Когда учитель, о котором, впрочем, известно, что он вспыльчив, завистлив, мстителен и злопамятен, мечет громы и молнии на весь класс и только одного ученика осыпает похвалами, легко догадаться, каких размеров достигает подхалимство столь привилегированного воспитанника. Но и Ной имел в душе искру порядочности. Пока ссоры с Господом кончались только криком и угрозами, Ной заискивал перед ним, подлизывался и льстил. Но, в конце концов, он увидел, что дело принимает серьезный оборот, ведь речь шла о жизни человечества. Ной долго размышлял над своей ситуацией: с одной стороны, элементарная людская солидарность не позволяла ему отречься от своих братьев и сестер, которым угрожала гибель, и пользоваться благосклонностью того самого тирана, который уничтожает всех его родных и друзей. «Честный человек, - говорил себе Ной, - должен отправиться на казнь вместе с осужденными и разделить их судьбу, а не поступать на службу к их преследователю. Даже если они и были виноваты, непорядочно бросать их всех в беде и спасать собственную шкуру. Несмотря ни на что, - думал он, - я, скорее, человек, чем бог, и меня обязывает человеческая солидарность. Но с другой стороны, именно я в настоящий момент представляю собой единственный шанс спасения человечества». Дело в том, что Бог ясно дал ему понять, что не намеревается оставлять в живых никого, кроме него и его семьи (но за исключением братьев и сестер). «Значит, - говорил себе Ной, - если я решусь на добровольную смерть во имя человеческого братства, я уничтожу единственную возможность возрождения мира; и пусть этот мир устроен не лучшим образом, все-таки желательно, чтобы он существовал». Вот в этом и заключалась дилемма Ноя: совершить предательство или спровоцировать конец света. Никто еще не стоял перед столь жестоким выбором. Никто не попадал в подобную ситуацию, когда от тебя буквально зависит судьба человечества, а ты можешь спасти человечество только ценой своего морального падения. «Правда, - думал Ной, - если я решусь на смерть ради спасения своей чести в своих глазах, никто больше не пострадает. Ведь нет смысла утверждать, что я причиню зло своим несуществующим потомкам, поскольку они никогда не появятся на свет. А в 1749 году от сотворения мира (точная дата потопа), то есть, в 2011 году до Рождества Христова, наивно было бы считать, что я поступаю дурно только потому, что в 1957 году от Рождества Христова, то есть через 3968 лет, не останется никого, кто смог бы рассказать о моем геройстве. Значит, лучше вести себя пристойно и сразу покончить с этой плохо продуманной авантюрой. Но, с другой стороны, я не могу отделаться от мысли, что существование мира представляет собой некоторую ценность, некую цель, которая сама по себе достойна приложения усилий. Не знаю, как это обосновать, и никакие разумные аргументы не приходят мне в голову, но убеждение это так во мне засело, что отделаться от него просто невозможно».