В то же время где-то в дальних уголках его мозга раздаются далекие шаги. В таком повороте есть что-то грязное. Как гость дона Карло, он выступает в роли предателя. В качестве друга Терезы Кастекс он выступает в роли клиента. А как иностранец, балансирующий между богатым и безжалостным магнатом и его обозленной женой, он просто презренный boludo. На последней встрече с доном Карло он заметил известную напряженность, и это тревожит его. Он приходит к Пабло в его офис посоветоваться.
«С Карло Пелегрини! Тем самым Карло Пелегрини из „Мовиль-Сегура“ и все такое?»
«Да».
Пабло наклонил голову и, тяжело вздохнув, уставился в белый ковер. Он молчит поразительно долго и, только заговорив, поднимает голову: «Он знает, что ты здесь?»
Уотербери немного насторожился: «Нет. А что такое?»
«Пелегрини… – Он покачал головой. – Как ты познакомился с Пелегрини?»
«Одни мои друзья представили меня, и потом все стало развиваться». Писатель рассказывает об адмирале и бывшем министре экономики, потом передает свое краткое танго с Терезой Кастекс и ее версию собственной жизни и жизни «Марио».
Пабло наклоняет голову, и Уотербери впервые видит, как всегда беспечное лицо друга омрачается беспокойством. «Ты здорово вляпался, Hermano[80]».
«Как это понять?»
«Пелегрини крупная фигура. Его службой безопасности руководят бывшие палачи времен диктатуры. У него масса сомнительных предприятий. Не связывайся с ним».
«Я уже связался. Пабло! У меня контракт на двести тысяч долларов. Мы можем прожить на них четыре года. Это дает мне время написать настоящую книгу».
«Пожалуйста, не ставь себя…»
«Но я же всего-навсего романист! Что может быть бесполезнее и безобиднее, чем это? Ему нечего бояться меня!»
«Дело не в том, что ты такое, а в том, что он думает по поводу того, что ты такое есть. Скажу тебе больше, заигрывать с чьими-то женами здесь, в Аргентине, всегда опасное занятие. У нас не та культура, когда двое мужчин встречаются, пожимают друг другу руки и беседуют на философские темы».
«Не будь смешным. У меня жена!» Даже для самого Уотербери его собственное возражение кажется слабоватым. Интересно, знает ли Пабло о его продолжающейся дружбе с Поле́.
«Хорошо, хорошо! Тебе нечего убеждать меня. Но будь осторожен, Роберт. – Он кашлянул. – И еще одно, так, мелочь. Лучше в этот офис больше не приходи. С этого момента будем встречаться в других местах».
«Что это значит?»
Его друг выражается очень осторожно: «Роберт, скажу тебе как друг и абсолютно конфиденциально. Дело вот в чем. Отношения между „Групо АмиБанк“ и Пелегрини сейчас несколько напряженные. Интересы „Групо“ и интересы Пелегрини в настоящее время сталкиваются. Если Пелегрини увидит, что ты бываешь здесь и встречаешься со мной, знаешь, у него может зародиться неверное представление… – Он всплескивает руками, показывая, что тема закрыта. – Лучше не нужно, Роберт, советую тебе…»
Фабиан не закончил предложения, потому что раздался сигнал мобильного телефона Фортунато. Комиссар вынул его из кармана:
– Фортунато.
Голос Шефа гремел сквозь маленькие отверстия в трубке:
– Мигелито! Как дела, querido? Звоню, чтобы убедиться, что сеньора доктор отбыла довольной. Ты дал ей благодарственное письмо?
Фортунато чувствовал, что Фабиан и Афина пытаются догадаться, о чем звонок.
– Нет.
Голос Шефа прозвучал удивленно:
– Ты забыл дать ей благодарственное письмо? Что случилось, Мигель? Теперь придется посылать его по почте.
– Послушай, в данный момент это немного неудобно. У меня встреча с инспектором Диасом и коллегой из Соединенных Штатов, доктором Фаулер. Вопрос очень важный. Я перезвоню позже. – Фортунато переждал несколько секунд, потом довольным тоном сказал: – Прекрасно! – И выключил телефон. Собеседникам он с надутым видом бросил: – Продолжаем.
Но Фабиан вместо этого встал из-за стола и, проговорив: «С вашего позволения», посмотрел вглубь ресторана. Мочевой пузырь Фортунато уже некоторое время напоминал о своем существовании, но он терпел, потому что не хотел оставлять Фабиана один на один с Афиной. Теперь он тоже встал и пошел за Фабианом в туалет. Это была ошибка. Маленький туалет был полон народу, и ему не оставалось ничего другого, как, ожидая своей очереди, говорить в затылок Фабиану. Фортунато видел перед собой попугайского зеленого цвета рубашку, ее воротничок тонул в каскаде светлых кудрей. Если хочешь совершить убийство, в этом положении его очень легко обставить, только возникнут трудности с алиби или с путем побега с места убийства. Пока еще рано говорить, нападает на него Фабиан или поддерживает и, вообще, знает ли он о том, что Фортунато убил того человека. Никакой уверенности в отношении ответа на этот вопрос не было.
– Поздравляю, Фабиан. Не знаю, сколько в твоем рассказе истины, но с точки зрения кино определенно получается очень хорошо.
– Это очень важно, комисо, – проговорил в стену Фабиан. – Когда будут снимать фильм, я попрошу, чтобы вас взяли в консультанты. И таким образом я по традиции дам коллегам немного подработать.
– Меня беспокоит то, что ты заранее не поставил меня в известность. Объединившись, мы могли бы быстрее получить результат. А о том, что федералы собирались провести расследование, я слышал.
Фабиан привел себя в порядок и повернулся к комиссару, закрывавшему своей фигурой выход из туалета. Изобразив на лице приятную мину, он сказал:
– Позвольте, комисо. Я не хочу показаться нашему доктору невежливым.
Время ланча прошло, и официант расставил на столе новый набор маленьких белых чашечек. Фабиан обогатил свое оперение небольшой сигарой, которую купил за стойкой, и теперь держал ее перед собой с таким видом, словно прислушивался к струйке дыма. Когда комиссар занял свое место за столом, он начал говорить:
– Bien. За три дня Уотербери написал больше тридцати страниц. Он делает копию для сеньоры и в назначенное время приезжает в особняк Кастексов. Неожиданно на проходной его встречает экс-палач Сантамарина и устраивает ему полный обыск. Он осматривает Уотербери так, словно тот никогда раньше не бывал в особняке Кастексов, затем забирает у него папку и, вытряхнув из нее бумаги, пробегает глазами каждую страницу. Наткнувшись на страницу, где описывается дорога Марио к власти, он с нескрываемым презрением бросает уничтожающий взгляд на Уотербери. После этого складывает листы в бумажный пакет и проводит Уотербери в дом. Дворецкого у входа нет. Сантамарина сам ведет писателя по длинным безмолвным помещениям особняка, мимо фресок и улыбающегося голландского крестьянина. Пахнет паркетной мастикой, лимоном. Дон Карло ожидает его в курительной, где царствуют запахи кожи и табака. Над ним висит фотография скакуна, которого усыпили еще до того, как дон Карло появился на свет.
«А, Роберт. Присаживайтесь! Присаживайтесь, amigo».
Магнат одет в рубашку кремового шелка, на шее полуразвязанный переливчатый серый галстук. Через спинку кресла перекинут пиджак, из чего Уотербери делает вывод, что он приехал домой из офиса специально для этой встречи.
Уотербери со скрипом усаживается в кожаное кресло, указанное ему Пелегрини. «Терезы здесь нет?»
«Да, она здесь, – говорит бизнесмен, – но она занята. Она просила меня самому принять вас».
«О! – говорит Уотербери. В комнате с ними теперь фиктивный Марио, и в воздухе витают истории бандитских нападений и вымогательств, к которым Марио приложил руку. – Какое неожиданное удовольствие».
Дон Карло кивком головы дает знак Сантамарине, и телохранитель выкладывает на стол рядом с ним страницы Уотербери, а затем бесшумно исчезает из комнаты. «Ну так как? – произносит Карло, взглянув на рукопись. – Как ваш проект с моей женой?»