Приблизительно в 01.38 заявитель получил по рации указание комиссариата № 35 в Сан-Хусто прибыть в квартал 1400 по Авенида-Сантана, район Ла-Матанса, перекресток с Калье-Авельянеда.
Узкий пустырь между двумя заброшенными фабриками, их длинные пустые стены закрывают обзор. Битое стекло и несколько сожженных автомобилей, брошенных здесь угонщиками, которые «раздели» их до последнего винтика. Свет только от розоватого зарева городских улиц, отражаемого густой пеленой дымки. Фортунато давно знал это место, потому что его бригада обеспечивала «безопасность» фабрик, пока китайский импорт не заставил их обанкротиться. Он выбрал его с той же продуманностью, с какой вел наблюдение и планировал похищение.
Они с Доминго наблюдали за Уотербери в течение пяти дней, отмечая его привычные маршруты. Уотербери бывал с красивой женщиной, которая часто появлялась в Синем баре, что-то вроде танцовщицы танго. У него был друг, работавший в «Групо АмиБанк» в финансовом районе, он занимал достаточно высокий пост, чтобы каждый день после работы его ждал персональный автомобиль. Однажды к Уотербери приехала на лимузине женщина с картонной папкой в руках, через двадцать минут она вышла без папки. Любопытный ассортимент. Будь у Фортунато больше людей и больше времени, он узнал бы об объекте и его связях все, но сейчас нужно было только напугать, поэтому они сделали все по минимуму и выбрали этот вечер.
Уотербери пошел ужинать в свой обычный ресторан, и следовавший за ним наблюдатель Онда сообщил по рации, когда он расплатился по счету. Он пошел пешком и в семнадцать минут первого ночи был у входа в свой пансион. На угловом здании отделывали фасад, и Фортунато подошел к нему из-за большого, наполненного строительным мусором контейнера.
– Сеньор Уотербери, – проговорил он, обращаясь к нему, как к знакомому.
Уотербери остановился и замер. Может быть, он уже нервничал, может быть, почувствовал, как сзади, в десяти метрах, подходили к нему Доминго и Васкес. А может быть, понял, что строительные леса и куча битого кирпича и штукатурки прикрывают его от улицы.
– Я много слышал о вас, – сказал Фортунато, пытаясь сыграть на его самолюбии. – Могу я поговорить с вами несколько минут?
– О чем?
Он пожал плечами:
– Ничего особенного. Так, о мелочах. Просто поговорить.
– Кто вы?
К этому мгновению Доминго и Васкес поравнялись с Уотербери, и, услышав их быстрые шаги по смятой бумаге, он повернулся в их сторону. Доминго вытащил полицейское электрошоковое ружье.
– Извините, – произнес Доминго самым дружелюбным тоном, – что-нибудь случилось?
Это на мгновение сбило Уотербери, чего оказалось достаточно, чтобы Доминго сблизился с ним и поразил пятьюдесятью тысячами вольт. Уотербери упал, и меньше чем за десять секунд они надели на него наручники и засунули в машину. Доминго стянул его на пол.
– Скажи Онде, чтобы следовал за нами не отставая, – приказал Фортунато Васкесу.
Когда они выехали на улицу, Уотербери еще ничего не понимал и с негодованием требовал объяснений. Доминго с восхищением заметил:
– До чего же хороши эти машинки, а? В старые времена приходилось расшибать башку для надежности.
Доминго было всего тридцать, и он говорил о днях диктатуры как о золотом веке. В зеркале заднего вида отражалась его самодовольная жирная улыбка. Фортунато промолчал.
Там заявитель обнаружил автомобиль «форд-фалькон», серийный № А287-56682-306-1986, передние двери были закрыты, задние двери открыты. Автомобиль горел, и большинство повреждений было в передней части, вокруг мотора. Обе задние двери были открыты, и покойник лежал на заднем сиденье, на нем были следы вещества, напоминавшего человеческую кровь. Пострадавший, очевидно, был мертв. Пожарные из пожарного депо Куартель-де-Бомберос-де-Сан-Хусто прибыли около 01.40 и быстро погасили огонь.
Голос Уотербери доносился снизу, из-под сиденья:
– В чем дело?
Доминго прижимал голову Уотербери ногой, чтобы тот не мог подняться, и Фортунато видел, как Доминго переменил позу, чтобы Уотербери ткнулся лицом в тонкий половичок.
– Нечего умничать! – рявкнул на него Доминго. – Ты прекрасно знаешь, почему ты здесь.
– Попробуй шевельнись, я тебе яйца разнесу! – добавил Васкес.
У него текло из носа, и, когда, чтобы глянуть на гринго, он опустил голову вниз, на лоб ему свесилась прядь грязных рыжих волос. В ушах блеснули золотые кольца.
– Это Карло? – спросил писатель сдавленным голосом. – Вас послал Карло? Скажите ему, что он сделал ошибку!
Ему не ответили. Карло кто? Они дали время молчанию подействовать на Уотербери, пока подъезжали к респектабельным кварталам Ла-Матанса.
– Скажите дону Карло, что ему не о чем беспокоиться, – донесся с пола голос Уотербери; он тут же вскрикнул, и Фортунато понял, что Доминго опять двинул его ногой по голове.
– Tranquilo, – самым своим спокойным голосом произнес Фортунато.
Через несколько минут Уотербери заговорил снова, он казался больше расстроенным, чем напуганным.
– Я ничего не сделал! Понимаете? Вы должны сказать ему это. Или лучше я сам ему скажу. Отвезите меня к нему сейчас же, и я сам ему все объясню.
– Ну да, конечно, – хихикнул Доминго. – А кому нужны твои объяснения?
Фортунато чувствовал, что даже теперь Уотербери сохранял какую-то долю самообладания. Все еще полагался на свой паспорт. Возможно, думал, что подобные вещи не происходят с людьми вроде него.
– Послушайте, скажите сеньору Пелегрини, что я только хочу уехать домой к своей жене и дочери и забыть обо всем этом. Я ничего не знаю, и мне ни до чего нет дела. Понимаете?
Карло Пелегрини. Смутно знакомое имя вызвало у Фортунато беспокойство, но тут Доминго опять ударил гринго, заорав:
– Заткнись, педрила! Никто не хочет слушать твое вранье!
Фортунато вздохнул и успокоил себя. Уотербери шантажист и должен получить урок. Ради этого все и затевалось.
Они въехали в кварталы победнее, где дома были крыты толем и рифленым железом. Перед пустующими участками чахли заросшие сорняками газоны. Фары Онды в зеркале заднего вида. Североамериканец ничего не мог видеть, но, наверное, чувствовал, что они доехали до цели. Фортунато услышал новую нотку в его голосе:
– Это Ренсалер, правильно? Вас послал Ренсалер?
Услышанное имя гринго озадачило комиссара. Ренсалер… и Пелегрини… Что бы это могло значить?
– Передайте сеньору Ренсалеру, ему нечего меня бояться. Я уезжаю домой и никому не расскажу. Я завтра же уеду домой!
После того как был погашен огонь, заявитель осмотрел тело и не нашел признаков жизни. Труп был мужского пола в позе эмбриона, спиной к багажнику и головой к капоту. Руки трупа были скованы наручниками модели «игл секъюрити».
Идиот Доминго! Это нужно же, оставить наручники на месте преступления. Не хватало только написать на приборной доске номер его бляхи! Гринго что-то строчила в своем блокноте, что-то о наручниках, и у него похолодело внутри.
На трупе обнаружены пять ран, предположительно от огнестрельного оружия, одна в левой руке, была прострелена ладонь, одна в левой стороне грудной клетки, спереди, одна во фронтальной зоне правого бедра, одна в яичках и прямой кишке, одна в правом виске, очевидно сквозная с выходом через левую глазницу.
– Они пытали его! – вздрогнув, проговорила доктор Фаулер. Ее пронзительные зеленые глаза сверкнули в лицо Фортунато. – Какая жестокость!
Фортунато не ответил, прикрывшись бесстрастным машинописным текстом показаний. В конце концов он буркнул:
– Та, что в руку, – это он пытался заслониться.
И снова, будто по сигналу, перед его мысленным взором стали разворачиваться события той ночи. Доминго и Васкес на заднем сиденье, Васкес; его татуировка со свастиками и понюшки кокса, следовавшие одна за другой. Васкес, безмозглая гора разрисованных синим мышц, guapo[22] нового стиля, вечно готовый затеять драку, но предпочитающий всадить несколько пуль в спину в открытой схватке с ножом в руках. С самого начала ничего хорошего, а теперь он еще так нанюхался, что у него яростно заблестели глаза. Они подняли Уотербери в сидячее положение, чтобы удобнее было бить его по лицу; Доминго орал: