«Это не преступление, это роковая ошибка. Я могу признать только то, что мы поступили опрометчиво, потому что, как выяснилось в ходе войны, мы многого не знали, а о многом не могли и подозревать. Главное, мы не знали и не поняли советских русских. Они были и останутся загадкой. Никакая самая хорошая агентура не может разоблачить истинного военного потенциала Советов. Я говорю не о числе пушек, самолетов и танков. Это мы приблизительно знали. Я говорю не о мощи и мобильности промышленности. Я говорю о людях, а русский человек всегда был загадкой для иностранца...»
Казалось бы, что может быть общего в признании Геринга и в вопросе западного корреспондента? И тем не менее общее есть. То, что осталось загадкой для Геринга, видимо, остается загадкой для многих и по сей день, иначе они не задавали бы такого вопроса. Иначе мы не слышали бы сегодня от некоторых западных генералов и высокопоставленных чиновников угроз в адрес Советского Союза и советского народа. И это непонимание, если так можно сказать, сути советского человека, непонимание наших взглядов, идей и целей вредит прежде всего тем, кто не хочет нас понять.
Полет космического корабля «Восток-2» был всего лишь итогом напряженной научной работы многотысячного коллектива, вложившего свои знания и труд в создание первых в мире космических кораблей. Мне выпала завидная, но отнюдь не столь уж значительная роль, если сравнить ее со всем объемом работы, проделанной пока еще не названными, но настоящими героями труда. Поэтому стать в позу «звезды» — это значит обокрасть тех, чьи заслуги неизмеримо выше моих, это значит оскорбить тех, кто принес славу моей стране.
Готовясь к полету, мы не думали о подвиге. В противном случае мне не доверили бы полет, а я не имел бы морального права быть Космонавтом-Два. Мы все это понимали сердцем и готовились только к работе — к непреложному и главному условию нашей жизни.
Конечно, мы знали: встретят нас с почетом. Но чтобы была такая грандиозная встреча — нет, откровенно говоря, об этом и не помышляли, ибо, повторяю, не считали свой полет выше того, что сделали ученые и техники, создавшие космические корабли.
В нашей стране подвиг — это сама жизнь. Всмотритесь в нее, перелистайте историю Отечественной войны — эту летопись ежедневного, ежечасного, ежеминутного подвига наших соотечественников. Вспомните комсомольца Александра Матросова, закрывшего грудью амбразуру и своей смертью принесшего победу на крошечном участке фронта. Таких героев были сотни, тысячи. Это летчик-коммунист Гастелло, направивший подбитый штурмовик в танковую колонну фашистов, вместо того чтобы выброситься с парашютом; это солдаты Брестской крепости; это герои-партизаны, погибшие от пыток в гестапо, но не назвавшие товарищей по борьбе за Родину. Разве они совершали подвиги ради собственной славы? Мы преклоняемся перед советским врачом Борисом Пастуховым, впрыснувшим себе вакцину чумы, прежде чем применить ее на больных; мы завидуем мужеству советского врача Леонида Рогозова, который сделал сам себе операцию аппендицита в сложных условиях антарктической экспедиции.
Иногда я размышляю обо всем этом наедине с собой и спрашиваю: а я смог бы такое сделать? И не могу получить от себя определенного ответа. Кроме одного: «Постарался бы сделать все, что в моих силах...»
Мы относимся с глубоким уважением к солдату Зиганшину и его трем друзьям, которые боролись с океаном сорок девять суток и до последних секунд не теряли достоинства Человека, Советского Человека, ибо когда американский журналист, прилетевший на вертолете к авианосцу «Кирсардж», крикнул им: «Вы понимаете, какие вы ребята?» — то обессилевший, еле живой Асхат Зиганшин ответил просто: «Обыкновенные, советские...»
Можно ли таких людей убеждать в том, что они — исключительные герои, супермены? А ведь и я родился и вырос в их среде, пил их воду, ел их хлеб и соль... Хлеб и соль моих соотечественников, старших братьев, отцов, дедов-коммуна-ров.
За время, промелькнувшее между полетом «Востока-1» и «Востока-2», в нашей стране произошли гигантские события. Мы узнали Программу нашей партии, цель которой — построение коммунизма. И мы всем сердцем ее приняли и выполним ее во что бы то ни стало. И это будет тоже подвиг. Подвиг, но чей? Иванова? Петрова? Гагарина? Главного Конструктора? Титова?.. Нет, это будет подвиг всего советского народа, народа, живущего по великому закону коммунизма: человек человеку — Друг и брат.
Бросившись под поезд, чтобы спасти ребенка, и, по счастью, выскочив из-под колес невредимым, наш человек в худшем случае шлепнет шалуна по одному месту, отведет его к родителям и пойдет своей дорогой, не думая ни о вознаграждении, ни о славе, ни о сенсации. Так он воспитан, наш соотечественник.
Можно только пожалеть, что у нас в стране не ведется статистики всех мужественных и честных поступков наших людей. Но, видимо, крайне затруднительно было бы вести регистрацию подвигов, которые совершает двухсотдвадцатипятимиллионный народ... Все это делается как само собой разумеющееся.
Для меня же самой большой наградой за полет явилось Постановление Центрального Комитета Коммунистической партии о принятии меня в ее ряды до истечения кандидатского, по сути дела — испытательного, срока...
В разговоре по телефону со мной Никита Сергеевич Хрущев сказал, что я прошел кандидатский стаж в космосе и достоин быть членом партии. Я был очень тронут и горд такой рекомендацией, но, когда на другой день дома развернул газету и прочел Постановление ЦК о приеме меня в члены партии— у меня опустились от неожиданности руки и от волнения я чуть не заплакал... Этого я не ждал, об этом даже не смел мечтать!..
Я горжусь тем доверием, которое оказали мне партия, мой народ, и, если народ считает, что я его оправдал, — я счастлив.
Пожалуй, только это я и могу сказать на вопрос о том, как я переношу «бремя» славы.
Не знаю, поймут ли мой ответ те, кто задавал вопрос, потому что сам очень часто не могу понять авторов подобного рода анкет.
Я убежден, что абсолютное большинство людей стремится к мирному труду на своей земле. Помните, как на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций Никита Сергеевич Хрущев провозгласил исторический план разоружения, призывал всех любителей войны подумать о том, что мы живем на одной планете и что она, наша Земля, не так уж велика, чтобы на ней можно было шутить с ядерным огнем...
Я видел ее, нашу Землю, видел всю. Она прекрасна, но она действительно мала, если глядеть на нее из космоса. И, вспоминая Землю такой, какой я видел ее оттуда, зная, что свой корабль я мог ориентировать на любую точку планеты, я вдруг всем своим существом понял — как должны мы ее беречь, как должны думать и работать над тем, чтобы мир вечно царил на всех шести континентах...
Завершая полет, я мог посадить «Восток-2» в Заволжских степях и на кукурузном поле миллионера Гарета в штате Айова, на плантации сахарного тростника в Малайе или на овечьем выгоне австралийского скотовода, — и всюду, я уверен, люди встретили бы «Восток-2» так же сердечно и горячо, как это было у нас, в Саратовской области. Потому что даже самый пронырливый детектив не нашел бы на его борту ничего такого, что так или иначе могло служить войне.
И еще... Мы, космонавты, знакомились с различными теориями о качествах человека, которому суждено летать в космосе. Летать днями, неделями и даже целыми месяцами, чтобы достигнуть хотя бы Марса. Ведь ученые подсчитали, что «дорога» только туда продлится 259 суток, и за это время на человека обрушится сознание одиночества и отрешенности, вызванное нарушением обычного ритма жизни. Некоторые «теоретики» полагают, что космонавты должны быть людьми «узколобыми», с ничтожными запросами.