Наконец наши лодки пристали к берегу заброшенного поселка Курейского графитного рудника. Дальше путь преграждал самый большой на Курейке порог. Проскочить порог по сумасшедшим пенистым гребням кипящих волн и не распороть наши резиновые лодки на острых обломках скал было совершенно немыслимо. Предстояла нелегкая работа: обнести и грузы и лодки по дороге, огибающей порог. А путь только в один конец — полтора километра.
Не успели мы высадиться на берег, как из высокой травы появились три любопытные собачьи морды.
— Смотрите, нас встречают! — сказал Юрка.
— Я больше обрадовался бы, если вместо этих прелестных собачек нас встречала лошадь, — ответил Сергей Леонидович. — С ее помощью мы мигом бы переправили всю поклажу за порог.
В заброшенном поселке жили трое гидрологов и радист. Это их собаки встречали нас на берегу. Редко сюда заглядывают люди, поэтому псы были настроены очень дружелюбно. Они ходили за нами по пятам и деловито обнюхивали каждую вещь.
До вечера мы дважды проделали путь от поселка за порог. Перенесли лодки, палатку, тяжелые баулы с образцами и продуктами. И каждый раз туда и обратно нас провожали собаки гидрологов. Мы для них были каким-то новым развлечением.
Заночевать решили в поселке. Чтобы не стеснять хозяев, расстелили спальные мешки в пустом доме. Перед сном Юрка снял с шеи свой талисман и повесил на стенку.
— Смотри, как бы не забыл, — сказал Сергей Леонидович. — Скоро домой, приедешь к друзьям без хвоста…
Юрка что-то пробурчал в ответ и через минуту уже спал крепким сном.
Утром, распрощавшись с гидрологами, мы ушли за порог к своим лодкам. Собаки бежали рядом.
Пока мы грузили свою поклажу, собаки сновали между нашими тюками, забирались в лодки, словом, вели себя, как настоящие хозяева.
Но вот все было погружено в лодки. По привычке, покидая лагерь, мы все трое обходили берег и внимательно осматривали, не забыли ли какую-нибудь вещь.
Вдруг Юрка нагнулся и поднял с земли кусок шпагата. В ту же секунду он с остеклянелым взглядом запустил руку за пазуху и еле слышно прошептал:
— Хвост!
Мы сразу поняли все.
В сутолоке Юрка не заметил, как шпагат, на котором был подвешен таймений хвост, развязался и сполз с шеи. А собаки, между делом, расправились с ними по-своему.
— У-у, шакалы! — в отчаянии погрозил Юрка кулаком. — А с виду-то вполне приличные собачки…
Все три пса сидели рядком на почтительном расстоянии и с укоризной глядели на Юрку. Их умные, живые глаза, казалось, говорили: «Эх ты, растяпа! Такой талисман скормил. Чем же ты похвастаешь приятелям…»
Как только Курейка вновь подхватила наши лодки, Юрка распотрошил свой рюкзак и, чтобы хоть немного утешить себя, извлек из него вываренную тайменью челюсть.
Гыда
Перед самым вылетом из Диксона мой старый друг, известный полярный радист, подарил мне щенка.
— Возьми, — говорит, — отряд в сопки уйдет, а вам двоим веселей будет в лагере время коротать. Меня вспомнишь и, может, спасибо скажешь.
Щенку не было еще и трех месяцев. Ходил он как-то боком, вперевалочку, смешно переставляя голенастые с кривинкой лапы. При каждом шаге висящие кончики ушей взмахивали в такт. Но стоило ему чем-нибудь заинтересоваться, уши настороженно выпрямлялись, как у настоящей лайки, и он, склонив голову набок, не сводил любопытного взгляда с этого предмета.
Так он стоял и с удивлением разглядывал лохматые унты пилота, пока мои друзья-геодезисты не крикнули из самолета:
— Михалыч! Ты с нами полетишь или будешь ждать, когда из этого цуцика волкодав вырастет?
Я схватил щенка в охапку и поднялся вместе с ним в самолет.
Мои товарищи — веселые и острые на язык люди. И мне вовсе не хотелось, чтобы вместо звучной и красивой клички к щенку приклеилось обидное прозвище «цуцик» или «волкодав». Уже с первых минут полета я начинаю придумывать имя своей собаке.
Щенок лежит у меня на коленях и посапывает, уткнув нос в полу меховой куртки. Ему и дела нет до того, чем заняты мысли хозяина. Но мне, видно, мешал сосредоточиться монотонный гул мотора, а может, я вообще не годился на роль крестного отца — во всяком случае ничего подходящего придумать я не смог. Я уже начал было сетовать на друга: «Подарил собаку, а об имени не побеспокоился». А потом решил.
— Ладно. Как только прилетим на Гыду, в первой же радиограмме спрошу, как назвать щенка. Пусть сам голову ломает.
И тут меня осенило. Первый наш лагерь будет стоять на реке Гыде. Именно там, в Гыданской тундре, моей собаке придется расстаться с щенячьим детством. И кто знает, может быть, там ждут ее суровые схватки с хозяевами тундры — полярными совами, песцами и злобными волками.