А Уялгын хлопотал возле своих нарт и с нарочитой укоризной выговаривал:
— Ай-яй. Нехорошо. Ямбуто были, к Уялгын не пришли. Следы ваши видел. Мои олешки рядом Ямбуто были. Не хотел жирный олешка кушать, давай котел сам варю. А ты чай вари.
Приезд Уялгына был для нас очень кстати. Внезапно наступившая зима лишила нас разом и дичи и рыбы. Теперь же мы могли не беспокоиться о продуктах. Уялгын и его друзья вдоволь снабдят нас олениной.
Целую неделю наш лагерь пировал. Вечерами мы слушали рассказы Уялгына и его товарищей об их приключениях в тундре. Когда Уялгын гнал оленей к Ямбу-яхе, на стадо напала волчья стая. Собаки пастухов смело вступили в бой с волками и трое поплатились жизнью. Их унесли в тундру волки.
По утрам оленье стадо серыми ручьями растекалось по сопкам на укрытые снегом ягельники. А к ночи пастухи перегоняли оленей в распадок, чтобы уберечь их в случае бурана. И с каждым днем стадо уходило все дальше и дальше от нашего лагеря.
Через неделю Уялгын и его друзья пришли к нам в палатку.
— Однако идти надо. Олешки гонять, — сказал Уялгын. — Ягель тут остался совсем мало. Когда, Михалыч, снова Гыдан придешь?
Я ответил, что на будущее лето наш отряд снова прилетит на Гыданский полуостров.
— Встречать буду, — улыбаясь, произнес Уялгын.
Как мы ни отказывались, пастухи оставили нам на прощанье целую оленью тушу.
5А на следующий день за нами прилетел самолет.
Услышав гул мотора, мы высыпали на берег и развели костер, чтобы летчики могли определить направление ветра. АН-2 развернулся над лагерем и, снижаясь, заскользил на снежной целине реки.
Мы, как настоящие зимовщики, тискали в объятиях пилотов и бортмеханика. Гыда бегал вокруг самолета и обнюхивал его широченные лыжи.
Пока пилоты распивали в палатке чай, бортмеханик копошился в самолете. Вскоре он пришел и расстроенный сообщил, что при посадке повредили крепление одной лыжи.
— Придется разбирать, — сокрушенно сказал он.
До самых потемок пилоты вместе с бортмехаником ремонтировали самолет. Осталось сделать самую малость, но наступила ночь.
Я сообщил на Диксон, что командир самолета решил вылететь утром.
Но вылететь нам не удалось. Ночью засвистел ветер, захлопали стены палаток, закрутилась поземка. Вместе с пилотами мы вылезли из теплых спальных мешков и всеми веревками, которые у нас были, принялись закреплять самолет за прибрежные кусты и колышки, которые с трудом загоняли в мерзлый берег.
Далеко за полночь, измученные и усталые, мы заснули тяжелым сном. Не знаю, сколько часов мы спали, но когда я проснулся, за тоненькой парусиновой стенкой палатки по-прежнему свистел ветер и царапал наше жилище колючими когтями снежинок.
Три дня не унималась пурга. Самолет, как раненая птица, все больше тонул в снегу. Уже скрылись под снегом лыжи. Летчики каждый день запускали двигатель. И вихри от винта сдували часть снега.
С Диксона шли невеселые вести. Там тоже бушевала пурга.
На четвертый день мы заложили в котел последний кусок мяса, оставленного нам Уялгыном, и засыпали последнюю горсть крупы. Мы уже сетовали на то, что не взяли у Уялгына больше оленины. Но кто знал, что тундра устроит нам такую ловушку. Если и завтра не стихнет пурга, нам придется туго.
Но она не утихла и на послезавтра. Уже который раз за день мы пьем чай. От голода завывания ветра кажутся еще злее.
И только Гыде будто и дела нет до нашей общей беды. Он бродит по палатке, прикладывает свою лобастую голову на колени то одному, то другому и вопросительно заглядывает в глаза.
— А ты, Гыдан, есть не хочешь? — спрашиваю я, когда он начинает тереться о мой валенок. В ответ пес радостно виляет хвостом и, словно для того, чтобы развеять настроение людей, громко гамкает.
Парни улыбаются, но я чувствую, мысли каждого заняты одним: утихнет ли непогода?
Я наливаю в миску остывшего кипятку и предлагаю Гыде. Пес несколько раз лизнул и отошел в сторону. У него и впрямь был сытый вид.
— Может, Гыда в тундре мышей наелся? — сказал начальник нашего отряда. — Ведь он уже два раза выходил из палатки.
Я и сам видел, как Гыда подкапывался под засыпанный снаружи снегом матерчатый порог. Но чтобы в вихрях метущегося снега пес мог поймать какую-нибудь захудалую мышь, в это я не верил. И когда Гыда в третий раз начал скрести снег у порога, я выпустил его, а сам пошел следом…
После того, как вьюга похозяйничала в тундре, от нашей тропки, которая вела к реке, не осталось и следа. А снежные валы вдоль тропки выросли в настоящие барханы.
Но что это? Увязая в снегу, Гыда подошел к одному бархану и начал проворно работать лапами. В несколько секунд он прорыл глубокую нору и исчез под снегом. Я с интересом наблюдал за непонятными действиями собаки и с удивлением думал: неужели мышь настолько глупа, что станет терпеливо ждать, когда ее сцапает пес.