Ужастиловна это прозвище, которое дали учительнице литературы ученики. А зовут ее Татьяна Милюстиновна. На учительнице такие же большие круглые очки, как у Мураева. Губы у нее тонкие, ротик маленький, как у пиявки, лицо полное. Я бы даже сказал очень полное, с натянутой, гладкой, как у наполненного водой презерватива, кожей. Головка маленькая, плечики широкие, пузо приличное. А вот зад очень большой. В некоторых случаях его можно использовать даже, как журнальный столик или даже трибуну. В зависимости от обстоятельств. На него можно положить пачку сигарет и спички, или просто облокотиться как бы нечаянно, положить тряпку или мел. Иногда этот зад перетягивал внушительный живот и Ужастиловна падала на жопу. Но тут же подпрыгивала, как Ванька-Встань-ка. Она была похожа… черт, я таких овощей и фруктов, кажется, не видел. Это были два треугольника, соединенные друг с другом основаниями.
Одни мальчик как-то даже пошутил:
— Ей бы работать лучше учительницей математики. Мы сразу бы многое узнали и про треугольники, и про магнитную стрелку.
Да, Татьяна Милюстиновна похожа на магнитную стрелку. С узкими концами и широкой серединой. Она сделала первый удар по белой заднице Джоаны Роулинг и спросила:
— Где у Гарри Поттера увлекательный сюжет? Я тебя спрашиваю, сука белая!
Она взяла другой прут, попробовала его на гибкость, со свистом рассекла воздух.
— Итак, где у нас развивающийся сюжет?
Андрюха в это время бегал по чавкающим лабиринтам подвала, бормоча:
— Взрослый всегда поймет, где спрятался мальчик. Потому что мальчик занимается волшебством, а дядя литературой. Значит, ловить мальчиков, не понимающих, что хочет взрослый это литература. Андрюха, то есть Леха был большой знаток литературы.
В отличие от Ужастиловны Андрюха считал Гарри Поттера литературным мальчиком.
— Ну, где ты мой глупый литературный мальчик? Я понимаю, чего ты хочешь. Я взрослый. Иди сюда. Я тебя пойму, в отличие от этой Бомбы-Попрыгуньи, — громко шепчет он и оглядывается.
— Без знаний карты нет науки географии, — говорит Сонька Золотая Ручка. — Где у нас Италия? Ну, чё ты не понял? Италия — это сапог. Теперь по сапогу выше. Еще выше…
— Да подождите вы, — говорит Береза, — у меня дело к шефу.
— Шеф, где ты там? — Сонька легонько хлопает Эля ладошкой по седым волосам, оформленным в виде прически Площадка. — Переместись в Гималаи.
Поет: утащите меня в Гималаи…
— Я не понял, где они, Гималаи? — говорит президент. — Моника…
— Я тебе не Моника. — Она опять хлопает Президента по прическе и повторяет: — Без знаний карты нет науки географии.
— В Нотр-Дам, что ли?
— Я тебе дам Нотр-Дам! — И добавляет: — Потом.
— В Семнадцать хорошо.
— Ты уже был там. А теперь хватит. Не надо было предавать демократию.
— В Копенгаген?
— И не Копенгаген. Я же тебе русским языком сказала: соси Гималаи.
Наконец, он понимает, что это титьки и хватает их лапами. Потом переходит в Роттер-Дам.
— Амстердам! — восклицает Президент и, наконец, отрывается от Соньки.
— Ну, чего тебе, Береза? Или я, по-твоему, совсем развлекаться не должен?
— Я пока пойду к Мичурину, — сказала Сонька и двинула к выходу.
— Тут дело серьезное, Шеф. Надо Родину продать, — говорит Береза.
— Дай-ка прикурить, — обращается Эль к Хасу. Тот протягивает окурок сигары и поджигает спичку. — Я, че, нагибаться должен?
— Вы как Гималаи, — говорит Хас и приподнимается на цыпочки.
Сделав две затяжки, Эль бьет Березу в челюсть. Умник падает к писсуарам.
— Ты че — слово на букву х с о впереди — что ли? — спрашивает Береза. Он сплевывает кровь и с трудом приподнимается.
— Я Родиной не торгую, — говорит Президент и спокойно продолжает курить сигару. И добавляет: — За такие слова ты у меня сосать вообще больше не будешь.
— Вы не поняли, Президент. Просто я купил у компаньонов плешивого Комби лицензию на право производства первосортного молта.
— И сорт этот называется Родина?
— Вы умный человек, Президент.
— На самогонку, значит, переходим?
— Ты что, Президент?! Мы давно уже в этом бизнесе.
— А кто эти компаньоны? — спрашивает, пытаясь протиснуться в середину Хас.
Не обращая на него внимания, Береза продолжает:
— Это люди Леннана. Бамбурин и Исраков.
— А че они Родину-то продают? — спрашивает Эль. — Подозрительно.
— Что-то новое придумали, — Хас все-таки втиснулся между ними. — Сколько просят?
— А тебе какая разница? — Береза откинул в сторону свои прекрасные длинные черные вьющиеся волосы, и свысока взглянул на карлика.
Владимир Сорокин попросил Эдуарда отнести эту часть режиссеру. Он еще что-то там дописал и протянул еще теплые от принтера листы драматургу. Беги!
— У меня тоже есть деньги, — обиженно отвернулся Хас.
Но свет уже перетащили на основную площадку.
Ряды скамеек перед основной сценой. Камилла Палья засовывает палец себе в ухо и нервно трясет его.
— Зачем это? — спрашивает она.
— Что вы имеете в виду? — спрашивает Асм.
— Она имеет в виду секс, — говорит человек в шляпе с широкими полями. Он курит трубку и глаз его не видно даже при свете софитов.
— Да, секс. Зачем он делает это при всех?
— Это поступок.
— А зачем эти провинциалы продают Родину?
— А затем, что не надо своим кувшинным рылом лезть не в свою тарелку.
— Он все знает, — говорит Камилла Палья. Кто он такой?
— Это режиссер, — тихонько говорит ей Александр Генис.
— Как его фамилия?
— Михалков.
— Михалков? Это тот, что хорошо уху варит? У нас в Америке говорят, что он приготовил на берегу Волги такую уху из осетрины, какой они давно не пробовали. Хочу, чтобы он здесь мне сварил уху.
— Он может отказаться, — говорит Виктор Ерофеев.
— Не думаю, — что он откажется варить уху на моей Зоне, — говорит Большой Психолог.
— Пусть попробует, — говорит Игорь.
— Да я не отказываюсь, не отказываюсь, — говорит Михалков, — сейчас сварю.
— Уху? — спрашивает оказавшийся поблизости Акс.
— Я хочу знать конкретно, что это будет за блюдо? — говорит Камилла Палья.
— Мы не у Максима, — шепчет ей на ухо Александр. — Он не сможет сделать по-Французски.
Михайловский услышал и сказал, что он все может.
— Это будут судачки а ля натюрель, переложенные раковыми шейками и свежей икрой.
— А где вы здесь возьмете икру?
— Да у меня всего навалом, — говорит Асм. — Только раков нет.
— Кто пойдет ловить раков?! — кричит Виктор Ерофеев.
Он подзывает пробегающего мимо Радзинского и говорит, чтобы тот пошел и наловил ведро раков.
— Я не умею, — говорит Эдик.
— Ладно, беги дальше.
— Да мы сходим, — говорит Василий Акс.
— Кто это мы? — возражает Солженицын. — Я даже в старых лагерях не ходил раков ловить. — Впрочем, ладно пойдем.
Уходят с ведром ловить раков. Михайловский разводит костер и ставит треножник.
— А это зачем? — спрашивает Камилла Палья.
— Для жертвоприношений, — серьезно отвечает Ми.
— А кого?.. А чего? А что приносить будут? — с интересом, но все же испуганно спросила Камилла Палья. — Пи… пи… пидоров, что ли, из седьмого отряда?
— Там видно будет, — сказал Асм, — кого мы принесем в жертву.
А на сцене в это время сменились декорации. Женщина академик, вещавшая каждые пятнадцать секунд о полном падении курса американского доллара и Теро, радостно удивленного тем, что ему никто еще до сих пор не отрубил руки, появился высокий мужик с козлиной головой. Через каждые пятнадцать секунд он перебегал с одной стороны сцены на другую.
— Жи! — сказал Асм.