Безусловно, я мог.
— Мне не за что тебя прощать, малышка. Но, если так нужно, я прощаю. И еще я люблю тебя. Почти наверняка — люблю. Однако если это не любовь, а что-то другое, — мне ли судить, — то, чем бы это ни было, оно заслуживает того, чтобы стоять с нею рядом. Хотя бы в качестве подпорки, как я стою сейчас рядом с тобой.
— Не говори так, пожалуйста… Я плохо тебя понимаю, но все это очень неправильно… Ты не можешь меня любить… И она не может…
— Как же ты не права, моя всезнайка. И как же здорово, что иногда ты умеешь нести такую чепуху. Но, знаешь, всему свое время. Давай поболтаем об этом в другой раз… А сейчас посмотри на стол. Вот сюда… Видишь? Это листок дуба. Он из Шервудского леса: родился там, вырос, повзрослел, прожил жизнь среди тысяч ему подобных и слетел наземь, когда пришел срок. Он твой. Я дарю его тебе. Возьмешь, когда сможешь.
— Спасибо… Я не думала, что ты вспомнишь… Дима…
— Да, дружок?
— Я же тебе соврала. Про лекарство. Ты что, не понял? Оно не для Феди. Не только для Феди… И оно не лекарство…
— Вика, я понял… Не страшно… Не страшно, что соврала. Хотим мы этого или нет, но мы ошибаемся. Мы сходимся друг с другом, заранее зная, что будем совершать ошибки. И лишь надеемся, что так или иначе нам хватит мужества и сил их исправить… К слову сказать, мы с Аленой тоже тебе лгали. Не нарочно, но все равно я должен перед тобой извиниться…
— И в чем же? В чем вы мне солгали?
— Робин Гуд. Он — не вымышленный персонаж. Не обязательно вымышленный. На самом деле никто этого точно не знает… Во всяком случае, не нам с Аленой определять, кто в этом мире вымышлен, а кто нет… Вика, давно?
— Что «давно»?
— Давно ты подсела на эту дрянь? На свое не лекарство…
— Я не подсела… Хотя, может, ты и прав… С зимы… С зимней сессии… А потом все — конец… А потом наступило лето… Экзамены… салон… отчим… Много всего. И все вместе. Я должна была потянуть. И я потянула… Дима, всего одна четверка!
— Я горжусь тобой, моя умница. Но боюсь, это того не стоило… Не уверен, как Алена, а я любил бы тебя и с двумя четверками. И даже, признаться, с тремя… А будь ты троечницей, рискнул бы еще раз позвать замуж. Троечницы обычно сговорчивее…
— При чем здесь это? Кого замуж? — внезапно Вика уперлась руками в мою грудь. — Отпусти меня! Ты не можешь… Не должен…
— Успокойся, милая! Сначала ответь, почему. Почему я должен тебя отпустить?
— Дима, мне нужно сказать… — кажется, у нее снова текло из глаз, а заодно и из других сообщающихся отверстий. — Ты мужчина, ты не понимаешь… Я тебя не люблю! Прямо сейчас не люблю. Ты просто мне нравишься. Мне нравится с тобой спать, вот и все… Это классно, но это не то… А люблю я Алену… Прости…
— Тоже мне новость! Конечно, ты любишь Алену. Как же иначе? Нынче ее только ленивый не любит… А что до той любви, которой у тебя будто бы нет… Вика, это просто еще одно слово. Слово, которым мы дорожим, но которое бог весть что означает… Позволь мне сказать, как я это вижу. Ты не любишь меня, а между тем никто не относился ко мне так, как ты. Никто не чувствовал меня лучше. Никто не подходил так близко ко мне. Ты не любишь меня, но значит ли это, что никогда не сможешь полюбить?
— Хороший мой, я не знаю…
— Вот видишь. Это так много, что дух захватывает. Большего мне и не требуется.
— Дима, послушай…
— Что, малыш? Хочешь мне возразить?
— Нет я про другое… Ты проводишь меня в ванную? Я грязная. От меня пахнет плохо…
— Конечно, милая. Дай мне минутку…
— Ты что, тоже плачешь?
— Еще как! Кажется, это становится моим хобби…
— О, господи, — и тут она обняла меня. Руками и ногами. Приникла ко мне своим болезненно горячим, но неожиданно окрепшим телом. — Димочка… Не плачь… Я могу стать прежней. Той, что была ночью… Для тебя, заяц… Для тебя одного… Это легко… У меня есть деньги… Есть адрес… Поедешь со мной?
— Ни за что на свете.
— Ты не понимаешь! Тут недалеко. Полчаса. И все снова станет хорошо!
— Не станет! Бедная моя, не станет…
— Вспомни, как все было! Вспомни, что я умею! Ты хочешь меня? Хочешь?
— Вика, нет!
— Нет? Дима, подумай… Ты умный, ты должен догадаться… Так всем будет лучше.
— Не всем… Малышка, ты все слышала. Я люблю тебя. И поэтому — нет, и речи быть не может. Пока решаю я, мы никуда отсюда не двинемся.
— Ты обещал… Дал честное слово…
— Выходит, я солгал. Опять… Ты сможешь меня простить?
— Да, — ее хватка ослабла, — я прощу. Ведь сейчас все просто. Сейчас я тебя понимаю. Ты хочешь как лучше… Но лучше не будет. У тебя не получится меня удержать… Я могу быть очень злой. Очень противной. Зачем тебе это нужно?