— Мне… мне надо обдумать, — сама, не понимая, как, Мина произнесла эти слова.
Мраморная дева сочувственно улыбнулась.
— Я понимаю, что значит для тебя этот выбор. Но не думай о лишнем и ни в чём не вини себя. Мы примем любое твоё решение, то, которое ты сочтёшь верным. Однако время не бесконечно, нам надо двигаться вперёд. У тебя есть пять часов.
Мина отрешённо кивнула и развернулась, медленным почти шаркающим шагом направившись к дверям в коридор отеля. Мраморная дева провожала её взглядом янтарных глаз, наполнявшихся светом, словно к тлеющим поленьям затухающего костра подбросили сухих дров, и он разгорался с новой силой, пожирая древесину.
— Она его увидит.
Резкий голос злорадным полу вопросом разрушил остатки ночи, уничтожив тонкие запахи цветов и корицы, негу прекрасного парижского утра, обещавшего погожий новый день только вступавшей в свои права осени. Чашка с остывшим кофе упала на плитку террасы, разбившись в дребезги. Чёрная жидкость растеклась, обтекая отлетевшие осколки тонкого фарфора, заполнив неровности рисунка пола. Юлия пустыми глазами смотрела на абстрактное кофейное пятно на светлом фоне и улыбалась своей жуткой плотоядной улыбкой.
— И его тоже.
Девушка чувствовала себя опустошённой, словно всю её душу вывернули на изнанку и выпотрошили, а потом бесчувственный труп бросили на разделочном столе, рядом с ножом, испачканном кровью её нутра. Она не помнила улыбающегося коридорного, проводившего её к выходу, швейцара, посмотревшего на неё странным взглядом, не помнила, как нашла брошенный мотоцикл и неуверенно, постоянно петляя, словно пьяная, поехала по ещё пустым улицам французской столицы. Очнулась Мина только рядом с оперой Гарнье, не понимая, зачем она сюда вернулась. Огромное здание, уже не освещаемое ночной подсветкой, словно сказочный дворец, тонуло в утренней прохладе, окружённое приглушёнными звуками просыпающегося города. Многочисленные колонны, как целый лес кипарисов, поднимались вверх, подпирая тяжёлый карниз, пестривший барельефами, бюсты с равнодушными и пафосными молодыми лицами переглядывались из ниш, медальоны смотрели в затылок друг другу, а где-то наверху золотой Аполлон с лирой ловил на себе лучи поднимающегося от горизонта солнца.
Наконец Мина поняла, какая банальность не давала покоя её сознанию и привела назад к опере: она оставила свою сумку в здании. Девушка горько усмехнулась, её жизненное полотно, бывшее до этого ровной и цельнойгранитной плитой, теперь оказалось тонким стеклом, покрывшимся частой паутиной трещин и готовым рассыпаться на сотни кусков от любого нового удара, а все мысли свелиськ сумке с каким-то хламом. Но раз уж приехала, то надо забрать, иначе и в гостиницу можно не попасть. Обойдя здание, Мина зашла с чёрного хода и оказалась в тёмном нутре храма искусства. Внезапно, девушка услышала странный шум, словно кто-то плещется в огромной ванне, раздавались всплески и даже бульканье, цунами звуков прокатились по узким коридорам. Не понимая, что происходит, он пошла туда, откуда доносился шум воды, становившийся с каждым шагом всё более оглушительным, временами как будто незримый водопад низвергался в пропасть из открытого где-то в глубине крана.
Девушка тёмными коридорами и неосвещёнными лестницами спускалась всё ниже и ниже, двери, с надписями на французском и английском, воспрещающими проход посторонним, оказались странным образом открыты настежь или лишь прикрыты. В памяти всплыла журналистка-азиатка, что-то тараторившая про подземное озеро под оперой Гарнье. Мина знала про него, оно вроде как улучшало устойчивость фундамента, и должно было служить резервом на случай пожара, но никогда не испытывала желания увидеть водоём собственными глазами.
В нос резко ударил запах сырости, крутая узкая лестница, воскресившая в памяти все страхи, вынесенные из шахты в Барензии, вела к оглушительно булькающей жиже, непрестанно переливавшейся и пенившейся где-то у основания. Не понимая зачем, девушка стала спускаться, словно в жутком и нереалистичном кошмаре, она не могла управлять своим телом, будучи лишь сторонним и отвлечённым наблюдателем. Но после последней ступеньки нога наступила не в болото, а на влажный камень, все звуки разом стихли, навалившаяся тишина оглушила, поразила своим звоном, так что девушка схватилась за голову, закрыв ладонями уши, и согнулась, припадая к полу.