Мы уже приготовились к посадке, когда я поняла, что мы летим вовсе не в Акрон! Мы летим в Париж! Париж! Мы с Тоддом летим в Париж — это было моей первой радостной мыслью. Вторая была скорее тревожная — деньги! Как же мы можем потратить такую большую часть нашего драгоценного Банковского счета на столь замечательное, столь экстравагантное развлечение?
— А деньги! — с ужасом обратилась я к Тодду. Но он лишь улыбнулся.
— Мы так много работали последние три года. И впереди нас могут ждать нелегкие времена. Так что должно же быть какое-то светлое пятно, что-то для души.
Этот человек был поэтом. И, кроме того, у него был ответ на все вопросы. Разве можно сомневаться в таком?
— А теперь пошли к фонтану, — предложил Тодд после того, как мы, уплетая завтрак, состоящий из круассанов и кофе со сливками, долго смотрели, как из-за Нотр Дама поднимается солнце.
— К какому фонтану?
— И ты еще спрашиваешь? Ты, которая собиралась специализироваться на литературе? О Боже! Это просто счастье, что ты передумала и стала заниматься бухгалтерским делом.
Я не знала, из-за чего он разыгрывает эту комедию, однако понимала, что скоро узнаю. Он привел меня на Плас Сан-Мишель, к фонтану с каменными дельфинами, и вдруг оказался в воде, серебряные струи оставляли на его лице блестящие бусинки. Он протянул ко мне руки:
— Баффи Энн, приди ко мне, любовь моя…
Я прыгнула к нему. Я не могла не сделать это. Его мокрые поцелуи казались слаще вина.
— Я люблю тебя, Скотти Кинг. Ты — самый чокнутый парень в Огайо, но я люблю тебя больше жизни.
Наверное, это и была сама любовь.
Мы потягивали кальвадос на террасе на Елисейских полях в тени Триумфальной арки.
— Но почему мы пьем кальвадос? — спросила я Тодда. — Почему это мы не пьем шампанское?
— Ай-ай-ай, но где романтика твоей души? Ты помнишь, как пришла в кинотеатр на Хай-стрит во второй раз? Ты съела один пакетик воздушной кукурузы, один «Милки Уэй», одну шоколадку и две «Мэри Джейн». Показывали «Триумфальную арку» с Ингрид Бергман и Чарльзом Бойером, и я умоляю тебя вспомнить, что они пили на Елисейских полях?
Ну конечно! Кальвадос!
— Конечно же, — сказала я. И это тоже была любовь.
Часть вторая
ЛЕТО
1967–1977
13
По возвращении в Акрон мы первым делом внесли небольшой задаток (совсем небольшой, поскольку Тодд считал, что разумнее свести к минимуму сумму задатка, раз уж мы не хотим покушаться на деньги, которые намереваемся пустить в оборот) за маленький домик на улице под названием Ханилейн. (А еще Тодд сказал, что глупо платить арендную плату, если мы собираемся войти в дело). Мне нравилось название нашей улочки. Вскоре нам удалось получить работу в двух разных бухгалтерских фирмах, и я стала старшим бухгалтером, а Тодд тоже бухгалтером, только без уважительного титула «старший». Мы продолжали обставлять наш новый дом, каждый день ходили на службу и широко открытыми глазами с надеждой смотрели в будущее.
Первый случай разбогатеть представился в тот день, когда снова, наверное, уже в двадцатый раз, сломался наш старенький «кадиллак». Кто-то сказал Тодду, что некто Прентис Хобсон, учащийся средней школы в свободное время занимается ремонтом автомобилей. Хобсона по праву можно было назвать гениальным механиком. Тодд пришел в восторг от его работы, да и цена оказалась приемлемой. Вскоре Тодд приладился покупать по два сломанных автомобиля в неделю, Прентис приводил их в порядок, а Тодд выгодно перепродавал. Не прошло и двух месяцев, как Прентис едва успевал ремонтировать автомобили, которые уже просто негде было ставить. Тогда Тодд опять взял деньги с нашего банковского счета и внес задаток за стоянку. Он спросил у Прентиса:
— Тебе нравится ходить в школу?
— Не очень.
— А как ты учишься?
— Неважно. Я не люблю просиживать над книгами.
— Чем ты собираешься заняться после школы?
— Буду механиком. А кем же еще? Это единственное, что я действительно умею.
— Тогда почему бы тебе прямо сейчас не бросить школу и не перейти окончательно ко мне на работу?
Прентис почесал затылок:
— И не закончить школу?
— Ведь тебе учиться еще два года, так? А затем ты собираешься стать механиком? Но если ты уже сейчас перейдешь ко мне, через два года ты будешь командовать бригадой из четырех парней, а сам станешь старшим механиком. Ты на два года обгонишь тех, с кем сейчас учишься.
— Что вы хотите сказать, мистер Кинг? Вы собираетесь сделать старшим механиком человека без диплома?
— Собираюсь, и именно так и сделаю. И я еще кое-что пообещаю тебе, Прентис. Мне нравится, как ты работаешь, и когда мы по-настоящему развернемся, я возьму тебя в долю.
Прентис перешел к Тодду, и дела на их стоянке пошли в гору.
На втором месяце беременности я узнала о существовании Лесозаготовительной компании Уэстервельта. Будучи старшим бухгалтером компании «Райан и Фельдман», я проверяла счета компании Уэстервельта и обнаружила, что она терпит убытки практически каждый год. Тодд отправился к Чарльзу Уэстервельту и предложил купить у него компанию, но мистер Уэстервельт заявил, что у него и в мыслях не было расстаться с делом, которому посвятил сорок лет жизни.
— Но вы же каждый год терпите убытки, — настаивал Тодд. — Ваши затраты намного больше, чем прибыль, а значит, ваш капитал тает. И вы не успеете оглянуться, как обанкротитесь. Если я сейчас куплю вашу компанию, у вас будет достаточно денег, чтобы с миром уйти на покой, уехать, скажем, во Флориду или в Калифорнию и радоваться жизни.
— Но со мной в деле мой сын Чарли. Что станет с ним, если я продам компанию?
— Я сделаю Чарли менеджером. Мне бы хотелось с ним работать. Ведь он знает свое дело, не правда ли? Он ценный работник. Если он будет стараться и фирма начнет процветать (а я очень надеюсь, что так и произойдет), я отдам ему его долю. Обещаю вам.
Чарльз Уэстервельт-старший клюнул на эту приманку, а мне стало немного не по себе от того, с какой легкостью Тодд раздавал паи.
— Зачем ты каждому даришь по куску?
— Все очень просто, дорогая моя Баффи Энн. Если человек получает долю в деле, он работает намного эффективнее. Он вывернется для тебя наизнанку.
Мне это было понятно. Я сама работала на Тодда и вкладывала в свой труд всю душу. Иногда мне даже казалось, что ее уже не хватит ни на что другое.
На пятом месяце беременности, когда я все еще работала в фирме мистера Райана и мистера Фельдмана, я выяснила, что у одного ликерного магазина дела идут все хуже и хуже из-за приверженности его хозяев старым принципам торговли. Остатки наших денег в банке были пущены на покупку этого магазина, а я бросила свою прежнюю работу и занялась переоборудованием магазина, из которого решено было сделать супермаркет. Я вела все текущие дела и не закрывала магазин даже на время ремонта. Работала вплоть до той минуты, когда Тодд посадил меня в наш старенький «кадиллак» и отвез в роддом. Через восемь дней я завернула нашу дочку Меган в розовое одеяло и отправилась обратно в супермаркет, но на этот раз в новом белом «кадиллаке», подаренном мне по случаю рождения ребенка. Я ехала в машине, которая символизировала процветание нашей семьи.
Когда я рассылала извещения о рождении Меган, мы получили сообщение о свадьбе Кэсси Хэммонд с Гаэтано Саварезом. Это событие явилось для нас полной неожиданностью. Я давно ничего не слышала о Кэсси и недоумевала, почему они не устроили пышные торжества, учитывая высокое социальное положение Кассандры Блэкстоун Хэммонд.
Однажды мать Кэсси узнала, что та встречается с Гаем Саварезом, хотя за ней ухаживает Дуг Фенвик. Однако она не заявила категорическим тоном: «Я запрещаю тебе видеться с ним». Вместо этого она стала настаивать на том, чтобы дочь встречалась с ним, приглашала его на обед, а затем незаметно развернула целую кампанию по его дискредитации. Даже когда они в первый раз пригласили Гая на обед в особняк Блэкстоунов и он устроился в розовом бархатном кресле за широким бронзовым столом, покрытым эмалью, в украшенной гобеленами гостиной, Кассандра нарочито уставилась на его ногти, чтобы заставить Кэсси и Гая невольно усомниться в их чистоте, хотя он усердно чистил их перед тем, как явиться на обед.