— Это ты сам придумал?
Но Сашка, как все русские крестьяне, любил прикидываться дурачком:
— Зачем сам? Нам, солдатам, думать не положено. За нас комиссары думают.
Шло раннее лето 1940 года. В палатки бойцов влетал свежий прибалтийский воздух. По утрам дивизион выходил на зарядку, пробегали два километра, а когда возвращались, комиссар приказывал:
Запевай!
Запевалой был Сашка Фисатов. Он начинал:
Дивизион подхватывал:
Для бойцов это лето было спокойным, но расслабляться на утренних пробежках пришлось недолго. 17 июня 1940 года полк получил приказ быть в полной болевой готовности. Комиссар Богданов перед строем прочитал приказ, что Латвии предъявлен ультиматум о смене правительства диктатора Ульманиса. В тот же день две соседние дивизии и артиллерийский полк вошли на территорию Латвии. Ожидали сопротивления армии латышей, но его не было. До начала августа полк стоял в боевой готовности, а 5 августа комиссар объявил, что Латвия вошла в состав Советского Союза как еще одна союзная республика. Вместе с ней стали советскими республиками и Литва, и Эстония.
Прочитав приказ, комиссар закричал:
— Урра, товарищи!
Все привычно повторили:
— Ура!
— Слава великому Сталину! Ура!
— Ура!
С первых дней присоединения в Латвию, Литву и Эстонию хлынули агенты НКВД и начались массовые аресты жителей — высоких чиновников, хозяев предприятий, интеллигентов. Всех подозревали в несогласии с присоединением. За год, с июня 1940 по июнь 1941 года арестовали, судили и сослали в сибирские лагеря сотни тысяч латышей, литовцев и эстонцев. Лагеря России были переполнены, не могли вместить в себя такую массу. Сталин приказал расширять старые и строить новые.
В то же время начали проводить массовое заселение республик Прибалтики русскими. Происходило насильственное столкновение культур и интересов, местные интересы подавлялись. Так называемая сталинская «национальная политика» выражалась в подавлении культур присоединенных народов.
Латвия получила независимость лишь в 1918 году. Ее столица Рига, самый большой и древний город Прибалтики, при независимости быстро стала процветающим городом, ее даже называли «маленьким Парижем». Деловая и светская жизнь в ней бурлила, а близкие курорты Юрмалы, с песчаными пляжами Рижского залива и сосновым бором, процветали от приезда европейских туристов. Но все это прекратилось, как только Латвию присоединили к Советскому Союзу.
Артиллерийский полк Литовского и Фисатова стоял лагерем под Ригой, в сосновом бору курортного местечка Дублты. Через дорогу от лагеря плескались волны залива. Дома, сады, переулки — все было аккуратное и непривычно красивое. Но бойцов в местечко не пускали. Правда, изредка их целыми взводами вывозили на электричке в город — в кино и в парки. Красноармейцы, деревенские ребята, никогда не видели таких красивых городов, таких великолепных зданий, таких богатых витрин, такой ярко одетой публики. Они ходили с открытыми от удивления ртами. Больше всего их внимание привлекали латышки — высокие стройные блондинки в облегающих шелковых платьях. Вот бы их!..
Липовский с Фисатовым шли по улице, и Саша увидел расклеенные афиши: «Гастроли московского Еврейского театра». И знакомый ему портрет Михоэлса. Он узнал его по фотографии из журнала «Огонек». Он мог бы и не запомнить характерное еврейское лицо Михоэлса, но его мама вырезала фотографию из журнала, прикрепила на стену и повторяла ему много раз:
— Ты посмотри на это благородное лицо! О, Соломон Михоэлс — это великий еврейский артист!
Пока Саша смотрел на афишу, Сашка Фисатов, глотая слюну, говорил ему на ухо:
— Во, б…дь, бабы-то здесь какие! Ох…ешь, какие красивые. И одеты-то как! Вот бы, мать их, познакомиться с одной такой! А там и… Как думаешь, сержант, а?
— Ты, Сашка, не матерись, тебя люди могут услышать.
— Не поймут, я ведь чисто по-русски выражаюсь. Глянь, какой магазин шикарный, «Зика» называется. Чудное название. А витрины-то, витрины какие! Давай внутрь заглянем, — предложил он Липовскому.