- Тетушка, вы себя утомляете. Да и вам давно пора принять лекарство.
- Ах, боже мой! Как же это я забыла! - воскликнула тетя Лилина, всегда аккуратнейшим образом исполнявшая предписания врачей. Но, проглотив ложку микстуры, она снова заговорила:
- Ах, уж эта Рамело! Еще одна темная личность! Но совершенно ясно, какую роль она играла в нашем доме. Все очень просто, не даром же отец носил траур после ее смерти и нас заставил носить. Ну что тут говорить!.. Да, да, уверена, что из-за этой связи и умерла бедная моя маменька!
- Дорогая тетушка, при всем моем уважении к вам я все-таки убедительно прошу вас: поговорим о чем-нибудь другом, - сказала Амели, стараясь ласковой улыбкой смягчить свои слова. - Я не имею никакого права выслушивать подобные признания.
- Ах, ах! Подумаешь! Я ведь вам не все говорю!.. Не бойтесь. Могла бы сказать кое-что весьма неприятное для вас, нарушить ваше безмятежное спокойствие, госпожа Буссардель, да уж не скажу! - ответила старая дева, так странно подчеркивая слова "госпожа Буссардель", что Амели, принявшаяся было вышивать перекрещенные трубки, вновь вскинула на нее глаза.
- Нечего, нечего! Не смотрите на меня таким взглядом, - ехидничала тетя Лилина. - Любопытство разгорелось, да? Ничего не скажу! Вы разве не довольны своей судьбой?
- Нет, дорогая тетушка, вполне довольна и, право, не желаю ничего знать и ничего не понимаю в ваших словах. Пора уж мне ехать домой...
Она воткнула в канву иголку, свернула вышивание и встала с кресла.
- Что? - воскликнула старуха с самым серьезным видом и, схватив ее за руку, не отпускала от себя. - Разве вам мало того, что вы официально числитесь госпожой Буссардель, так и в документах записаны? Разве ваши дети не носят фамилию Буссардель?
"Вот заболталась до того, что уже сама не соображает, что говорит!" думала Амели, надевая перед зеркалом шляпку.
- Ведь их папашу, вашего любезнейшего Викторена, весь свет признает сыном Фердинанда Буссарделя! - злобно воскликнула старуха.
"Вот она к чему клонит! Опять хочет очернить своего крестника..." И Амели наклонилась, чтобы поцеловать на прощанье тетю Лилину. Старуха крепко сжала губы и отвернулась. Тогда Амели поцеловала у нее руку и ушла.
В следующем году на улице Нотр-Дам-де-Шан праздновали день рождения тети Лилины. Амели в качестве распорядительницы сократила число приглашенных, боясь утомить больную. Однако аббат Грар не был вычеркнут из списка, и хотя Амели больше не встречала его у тетки, она полагала, что по такому случаю он придет. Но аббат не появился, не было также и других духовных особ. Это обстоятельство заметил и старик Буссардель, и его сестра Жюли Миньон, но они ни слова не -сказали Амели. Семейство Буссарделей не отличалось большой религиозностью, в нем мужчины в возрасте от пятнадцати до двадцати лет, а женщины - от двадцати до тридцати лет - по очереди отбрасывали веру в бога, как изношенную детскую одежду, из которой они уже выросли, но между собой они избегали говорить о религии - это было одно из молчаливых соглашений, принятых в их семейном клане и проистекавших скорее из тактичности, чем из христианской кротости, так же как благотворительностью они занимались из светского тщеславия, а не из истинного милосердия. Нарушить это сдержанное отношение к вопросам религии могло бы только какое-нибудь экстраординарное событие, а в их жизни таких событий не происходило.
В день рождения тети Лилины, когда все уже собрались уходить, Викторен, весь вечер избегавший разговоров со своей крестной, подошел проститься с ней и, наклонившись, подставил ей лоб для поцелуя. Старуха милостиво поцеловала его; он оперся руками о подлокотники кресла и выпрямился, но тут крестная мамаша удержала его за рукав.
- Господи боже! - воскликнула она. - До чего ж у тебя запястья широкие, бедный ты мой мальчик!
Амели тотчас явилась на помощь мужу.
- Да ведь он двадцать пять лет занимается фехтованием, тетушка, сказала она и хотела было увести Викторена.
- Та-та-та! - забормотала тетушка. - Амори тоже занимается фехтованием, но у него совсем не такие запястья. Амори, где ты? Иди-ка сюда, дитя мое. Ну-ка, сравните.
Она потянула внуков за руки и, злорадно улыбаясь, вытащила у обоих запястье из рукавов. Контраст между тонким, округлым и белым запястьем руки Амори Буссарделя и запястьем Викторена бросался в глаза. Амели была поражена. Тетя Лилина язвительно захихикала.
- Ну-ка объясните мне! Объясните! Почему такая разница? Да уж действительно ли вы братья, милые мои мальчики? А может, и не братья?
Амели быстро повернула голову, боясь, что свекор услышал эту глупую клевету на его безупречную жену. По счастью, маклер уже вышел в переднюю. Госпожа Буссардель стала торопить всех прощавшихся с тетей Лилиной и в этот вечер постаралась уклониться от необходимости поцеловаться с ней.
К собственному ее удивлению, ехидные слова старой девы не выходили у нее из головы. Амели часто думала о покойной свекрови. В душевном своем одиночестве она обращалась мыслью к ней и к тетушке Патрико: обе эти женщины оставались живыми в ее памяти, были ее руководительницами и судьями ее поступков. Как часто она спрашивала себя: "А что бы на моем месте сделала моя свекровь?" или "Как бы к этому отнеслась крестная?" Окажись Теодорина Буссардель неверной женой, Амели чувствовала бы себя менее сильной.
Однако туманные намеки тети Лилины произвели на нее какое-то странное, завораживающее действие, она не могла его объяснить, упрекала себя и все же не могла ему противиться.
Она рассчитывала, что старая дева не удержится и рано или поздно сама заведет разговор на эту щекотливую тему. Но тетя Лилина, казалось, совсем позабыла об этом. Амели тщетно ставила ей ловушки. А между тем желание узнать правду все возрастало и уже обращалось в навязчивую идею.
Как-то раз на исходе дня она приехала навестить тетю Лилину. Старуха встретила ее весьма благосклонно, и, видя это, Амели пустилась в несвойственные ей откровенные разговоры. Пожертвовав своей гордостью, своей женской стыдливостью, она принялась горестно вздыхать, разыгрывать роль несчастной женщины, у которой прорвались долго сдерживаемые чувства, и в конце концов стала жаловаться на Викторена.
Тетя Лилина как будто ничего и не слышала. Склонившись над вышивкой, Амели упомянула о печальном открытии, которое она сделала три года назад.