Ефимушкин. Очертя голову… Узнаю молодца по походке.
Илья. Для себя ли я, Александр Егорович?
Ефимушкин. Спокойно! Без истерики… Знаю, что не для себя.
Илья. Не из честолюбия!
Ефимушкин. Тоже знаю.
Илья. Зажимают… палки в колеса…
Ефимушкин. Зажимают, мешают… Ты же так гордишься тем, что ты проходчик. А знаешь, какие мы проходчики? Идем сквозь многовековую толщу эгоизма и косности — особой твердости порода. Значит и выдержка нам нужна особая. А у тебя? Кандидат партии… Где твоя выдержка? Разум твой — помутился? Думаешь, дорога в партию открывается каким-то исключительным делом? Чудак!.. Если бы даже твоя машина совсем не удалась, — эта дорога тебе не заказана. А вот за такие выверты… тут и десять изобретений не помогут. (Пауза.) Ты достоин, очень во многом достоин, а все же… оступился ты…
Пауза.
Илья. Два года… дни и ночи… Ведь все, все — и машина эта, и работа… учеба даже, и все, что у меня дальше — для партии, без остатка…
Входит Никонов. Вернее, он врывается, усталый и радостно взволнованный.
Никонов(сразу направляясь к Илье). Здесь! Поймал… Простите, товарищи, у вас какой-то разговор? Но это неважно… То есть по сравнению с тем, что у меня… (Трясет за плечи Илью.) Я к тебе домой бегал. Да, да, туда и обратно — при моей-то комплекции… Сказали — в парткоме…
Ефимушкин. Может, вы присядете, Иван Петрович?
Никонов(садится). Понимаете, ведь я нашел! Нашел дефект конструкции и устранил его.
Илья. Неужели?!
Никонов. Вот мои вычисления… (Показывает Илье листок.) Смотрите… (Илья читает про себя написанное. Хватает карандаш, проверяет вычисления.) Теперь конструкция безупречна. В серийное производство!
Ефимушкин. Сделайте пока хотя бы несколько экземпляров.
Никонов. Недельку мы посидим в механических мастерских, потом — в забой.
Илья(окончив вычисления). Правильно!
Никонов. То-то же, молодой человек. (Обнимается с Ильей.) В мастерские, завтра же в мастерские. (Илья заметно смущен.) Что ты? Думаешь, за неделю не успеем?
Илья. Нет… я еще…
Никонов. Ты не поправился?
Илья. Я не знаю, как тут со мною…
Никонов. Ну, ну, молодой человек! Сейчас я с директором. Он здесь, в коридоре, коменданта общежития распекает… (Никонов выходит, а затем входит с Фуреговым.)
Фурегов(задерживается в дверях и кричит в коридор). Каждую неделю менять постельное белье! Повесить портреты, гардины, поставить цветы… Там живут молодые рабочие, наш золотой фонд!
Никонов. Я не думаю, чтобы Николай Порфирьевич в такой ответственный момент…
Фурегов. Какой тут еще момент?
Никонов. Я устранил дефект конструкции.
Фурегов. А? Как?..
Никонов. Так, что наши четыре бура будут входить в самую твердую породу, в колчедан, как в простую глину. Двенадцать тысяч оборотов в минуту!
Фурегов. И на долго этот восторг?
Никонов. Навсегда.
Фурегов. Дай-то боже.
Никонов. Теперь — мастерская, потом — шахта… И я не могу без Ильи Максимовича.
Фурегов. Что же вы хотите? Чтобы я допустил к работе лихача? Кто гарантирует, что завтра он не повторит своей мальчишеской выходки?
Ефимушкин. Я.
Фурегов. Что?
Ефимушкин. Я гарантирую… Иван Петрович, будьте добры зайдите пожалуйста с Буториным в парткабинет.
Никонов и Илья выходят.
Фурегов. Не быть ему бригадиром, простым бурильщиком не быть! Не в шахту, а на конный двор, милости просим.
Ефимушкин. Стоп, не зарывайся. (Пауза.) Ты, оказывается, наложил-таки лапку на министерский наряд.
Фурегов. Решил инструмент расходовать экономно.
Ефимушкин. А как же многозабойное обуривание, постройка буровых агрегатов?
Фурегов. Будем двигать. И люди найдутся. На Буторине свет клином не сошелся. Осмотримся, соберемся с силами — и будем двигать. Новаторский метод! — кто посмеет зажимать? Новому, передовому — самую широкую дорогу.