Ефимушкин. Интересная деталь… Когда люди хотят скрыть свою неприглядную наготу, они напяливают на себя самые передовые лозунги. Юлишь, Порфирьич, юлишь.
Фурегов. С моей-то простотой? Зол ты, Егорыч, зол на меня.
Ефимушкин. А и не скрываю. Зол. Очень зол! Сними лапу с наряда. Дай новаторам дорогу.
Фурегов. Инструмент ломать? Забои топить?
Ефимушкин. Если бы мы обеспечили Буторину два подготовленных забоя — аварии не произошло бы. Ты обещал ему несколько забоев — что ты ему дал?
Фурегов. Защищаешь?
Ефимушкин. Нет, я его не защищаю. Ты это еще увидишь. Я требую внимания к новому. Я требую пересмотра нашей системы эксплоатации месторождения. Судьба проекта Щадных и этой новой машины — это и судьба нашего рудника.
Фурегов. Думаю и я о судьбе рудника, Егорыч. Рудник для меня все: и жизнь тут моя и все мои радости. Думаю… Иногда поспорю с тобой или вот — с Буториным… поспорю, а на душе так гадко… Вижу ведь и пользу квершлага, даже каким-то уголком души верю и в эту машину. Но, понимаешь, боюсь… Сегодня, сегодня — ни дохнуть, ни охнуть. А квершлаг — это ведь еще для завтра…
Ефимушкин. Слушай, Николай Порфирьич, скажи мне по совести, чем ты помимо службы занимаешься?
Фурегов. Помимо службы? Не знаю даже, бывает ли у меня такое время. Ну, если выпадет минутка — семья… Туфельки там всякие… А почему ты так это вдруг?..
Ефимушкин. А ты читаешь?
Фурегов. Что?
Ефимушкин. Книги.
Фурегов. Каждый день, перед сном… Вчера, например, так и уснул с «Белой березой». Захватывающая вещь.
Ефимушкин. Так-так… А что-нибудь другое раскрываешь? Ну, скажем, из классиков марксизма…
Фурегов. А как же! Разве без этого можно? И сталь покрывается ржавчиной, если ее не чистить.
Ефимушкин. Хлестко сказано. Что же ты в последнее время изучаешь? Прости мое любопытство.
Фурегов. Гм… ну, вообще… И Ленина, и Сталина. У меня весь Маркс и Энгельс…
Ефимушкин. В шкафу на полке?
Фурегов. А где же им еще?..
Ефимушкин(стучит себе пальцем по голове). Более обязательное место.
Фурегов. Мне кажется, ты хотел говорить о Буторине?
Ефимушкин. Давай пока о Фурегове… Что ты будешь делать завтра? Пятилетка-то кончается.
Фурегов. Вообще-то говоря, будет завтра — будет и новое задание. Но какое это имеет отношение?
Ефимушкин. Обожди… Совершенно верно, новое задание будет. Мы пойдем дальше, до самого коммунизма. Но как ты готов к новым, завтрашним планам? Как готов наш рудник? Нужно уже сейчас думать о новом разбеге. А рудник живет на коротком дыхании. Почему? Потому, что его руководитель потерял перспективу… Теперь ты, наверное, понимаешь, что мой интерес к твоей учебе продиктован не простым любопытством. Вот какое тут отношение, дорогой товарищ.
Фурегов(волнуясь, ходит по кабинету). Перспектива!.. Три года жизни я отдал этому руднику. Я поднял его из ямы. Здесь было две жалких шахтенки. Я создал большой рудник. А это здание? Рудоуправление помещалось в бараке. Я построил дворец. И дальше… и дальше имею планы. Широкие планы! О-о, я тоже люблю мечтать. Но я прежде всего выполняю ближайшую задачу. Я — солдат пятилетки. Приказано — есть!
Ефимушкин. В наших пятилетках каждый солдат должен быть и генералом… А ты мне напоминаешь неопытного пловца, который барахтается, не умея оторвать голову от воды. Знаешь, что Сталин о таких пловцах говорил? Они «гребут честно, не покладая рук, плывут плавно, отдаваясь течению, а куда их несет — не только не знают, но даже не хотят знать». А ведь воздух настоящих пловцов, воздух большевиков — перспектива. Мы потому и дышим глубоко, что в каждом взмахе руки видим приближение цели. Сознайся, у тебя нет этого ощущения… Отсюда и все твои ошибки.
Фурегов. Все грешны, все хоть чуточку ошибаются, один Ефимушкин — святой праведник…
Ефимушкин. Нет, и я вижу свои ошибки. До боли четко их вижу… Моя вина в том, что я работал с тобой больше года и никогда всерьез не задумался о тебе, не толкал тебя к росту, давно не поссорился с тобой, как поссорился сейчас, и не указал тебе на твое делячество. Моя вина в том, что я увлекся производством и упустил политическую, воспитательную работу среди коллектива. Не случайно процветает у нас тип этакого парадного стахановца, а массовое соревнование в загоне. Вот мои ошибки. И мне очень тяжело теперь, мучительно тяжело… (Пауза.) А по поводу Буторина… Я думаю, доделать агрегат сейчас более важно, чем наказать одного из его творцов отстранением от работы — и тем самым поставить все под угрозу.