Чесса вздохнула и наконец подняла глаза на Ника, лицо у нее окаменело и ничего не выражало.
— Я понимаю, что ты оказался в неловком положении, и глубоко сожалею об этом. Пойми, пожалуйста, это совсем не твоя вина, но мой сын для меня — все в жизни. Чем дольше это будет продолжаться, тем тяжелее ему будет потом. Я не хочу, чтобы ты был частью его жизни, и не хочу, чтобы ты виделся с ним снова. Никогда.
Секунду Ник с удивлением взирал на нее.
— Мне жаль, что ты так все восприняла.
Ее грудь слабо дрогнула, как будто она внезапно лишилась дыхания.
— Сожалеть должна только я. Ты был очень добр к Бобби, и я признательна тебе за это. И буду признательна еще больше, если ты будешь уважать мои желания.
— Я действительно уважаю твои желания. Но, к сожалению, не могу и не буду их выполнять.
Понимание медленно появилось в ее глазах, расширившихся от недоверия и странного сочетания злости и униженности.
— До тебя, наверное, не дошло. Я не хочу, чтобы ты в дальнейшем имел какие-либо контакты с моим сыном.
— Прекрасно дошло, — Ник тоже начинал чувствовать ярость, — но я уже был выкинут на девять лет из его жизни… и больше этого не хочу.
— Бобби не твой сын! — Это было произнесено резко и шокирующе. Чесса сжала руки и подняла голову с поистине королевским достоинством. — Я уже просила у тебя прощения и не знаю, что тебе еще сказать. Я никогда не хотела вовлекать тебя во все это. Даже в самом ужасном сне не могла себе представить… — Покусывая губы, она пыталась сохранять самообладание. — Пожалуйста, оставь нас.
Чесса чувствовала себя так ужасно, что боялась упасть в обморок.
Бобби не твой сын!
Она произнесла это. Слово вылетело. Она больше ничего не могла сделать, чтобы загладить вину перед Ником Парселлом за все то, через что заставила его пройти. Он казался сильным мужчиной, и, невзирая на его хулиганскую юность, Чесса верила, что он хороший человек. Она, конечно, постепенно попытается объяснить ему, что произошло. Может быть, он поймет, может быть, нет. В любом случае Ник Парселл всегда умел найти выход из любых обстоятельств.
Вот Бобби — это другое дело. Оказывается, ее любимый мальчик возлагал на этого мужчину столько надежд! Чесса готова была сделать все, чтобы отвести беду от сына, но на этот раз она была бессильна. На короткое счастливейшее мгновение Бобби обрел своего отца, а теперь она лишила его этого счастья.
Он возненавидит ее.
Раздался звук шагов, и она отвлеклась от тягостных раздумий. Ник Парселл уходил. Чувство облегчения смешалось с ощущением потери, но Чесса не стала анализировать свое состояние. Перед ней была задача в течение одной ужасной, бесконечной ночи подобрать слова, которые наименьшим образом ранили бы сердце ее сына.
У подножия лестницы Ник внезапно остановился.
— Я буду здесь во вторник, около четырех. Пожалуйста, сообщи моему сыну, что я встречу его на площадке, как планировалось.
Ник уже поднялся по лестнице, когда Чесса обрела голос:
— Подожди!
Он окинул ее холодным взглядом.
— Что?
— Разве ты не слышал, что я сказала?
— Я слышал тебя.
— Бобби не твой сын.
— Этот документ доказывает, что мой, — Ник похлопал себя по нагрудному карману, где лежала копия свидетельства о рождении. — Ты потратила много сил, вырастив нашего ребенка, Чесса. После стольких лет я могу понять, почему тебе не нравится перспектива поделиться им. Но придется это сделать, или наши адвокаты встретятся в суде и правда выйдет наружу:
Правда выйдет наружу. В суде. И ее сын будет уничтожен.
Чесса не могла допустить этого ни за что на свете.
Взгляд Ника проникал ей в душу.
— Мы понимаем друг друга?
Каким-то образом ей удалось поднять подбородок и удержаться от слез:
— Да.
— Тогда до вторника. Ты ему скажешь?
— Скажу.
Вежливо кивнув. Ник исчез. Через минуту Чесса услышала, как закрылась входная дверь. Только тогда она опустилась на стул и позволила слезам вырваться наружу.
Все эти годы она верила, что ее тайна будет сохранена. Она не представляла, как отчаянно ее сыну нужен отец, и тем более не могла представить, как сильно Ник нуждается в том, чтобы быть отцом.
Теперь у нее не было выбора. Никакого.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На темном небосводе мягко мерцали звезды. Слабо светившиеся огни спящего города прорезали ночь. Машина мчалась сквозь темноту, тихо урча и не нарушая размышлений Ника. Прикосновение шелковистых волос, пожатие мягкой руки, тонкий аромат тела и лицо, затуманенное страстью, будоражили сознание.
Радио как будто подчиняясь его настроению, заиграло романтичную мелодию. Голос, свежий и лирический, гармонировал с музыкой, еще больше обостряя чувства. Нежные руки легли ему на плечи, и тихий шепот попросил его не смотреть. Он поднял глаза от руля и увидел лицо, красота которого могла свести с ума.
Внезапно картина исчезла, остался только чистый круг на запотевшем стекле. Теперь женское лицо плыло в ночной темноте, его обольстительная красота просто ошеломляла. Длинные волосы, развеваемые невидимым ветерком, сияющие голубые глаза, полные, манящие губы… Это она, всю свою жизнь он мечтал именно о ней. Эти мысли не прервались, когда он добрался до дома и сразу же лег спать. Видения не покидали его.
Ник тряхнул головой и потянулся, стараясь избавиться от дремотных видений. Его сердце билось неровными толчками, руки дрожали, а глаза жгло.
Выбравшись из темной спальни, он прошел на кухню и напился апельсинового сока, не утруждая себя поисками стакана. Голова немного прояснилась, но память о чудесном сне осталась.
Эти глаза, привидевшиеся ему, проникали прямо в душу и были воплощением мужских мечтаний, невозможно было забыть эту обезоруживающую улыбку и безупречный овал лица. Она пришла к нему в снах и захватила его разум, вернув его к тому чудеснейшему моменту, когда они вместе создали новую жизнь.
— Что ты здесь делаешь? — Явно удивленная неожиданным визитом, Марджори Марголис даже не шелохнулась, чтобы открыть дверь перед дочерью или пригласить ее внутрь. Маленькая собачонка прыгала у ее ног с безумным тявканьем. — Разве ты не должна быть на работе? О Боже. — Марджори сузила глаза в привычном выражении разочарования и недовольства, которое преследовало Чессу в течение всего ее детства. — Ты потеряла работу, да? Если тебе нужны деньги…
— И я рада тебя видеть, мама.
Марджори сжала губы и передернула плечами.
— Не стоит ехидничать, Чесса. Прошли месяцы с того момента, как ты осчастливила нас своим посещением. Видимо, получасовая поездка занимает слишком много времени у такой занятой женщины, как ты.
— Дороги проложены в оба конца, мама.
Чесса прикрыла глаза. Ей следовало знать, что это будет ошибкой. Каждый раз, когда Чесса и ее мать встречались, напряжение между ними было настолько велико, что любое высказанное слово становилось оружием. Если бы не Бобби, Чесса вряд ли общалась бы с родителями. Могла бы ограничиться рождественскими открытками и телефонными поздравлениями. Но и так они виделись только несколько раз в год — на праздники и на день рождения Бобби.
К их чести, ее родители обожали своего единственного внука. Чувства были взаимными. Бобби восторженно отзывался о своих дедушке и бабушке. Семья всегда была очень важна для него, и только поэтому Чесса старалась хотя бы внешне поддерживать отношения с родителями. Однако их давнее предательство до сих пор ранило ее.
Марджори стояла неподвижно, сложив на груди пухлые руки и продолжая игнорировать собачку, скачущую за прозрачной дверью как мохнатый мячик. Чесса уже повернулась, чтобы уйти, но остановилась при звуке открывающегося замка.
— Ты могла бы хоть зайти. — В сердитом голосе матери прозвучала почти незаметная нотка приглашения.