На какое-то мгновение Чессу охватил соблазн отказаться. Только неотложность миссии заставила ее войти в дом, где ее судьба была сломана их прагматичностью.
Когда она прошла в гостиную, крошечный песик стал царапать ей колени, жадно требуя внимания. Чесса печально подумала, что может его понять. Улыбнувшись, она склонилась и погладила дрожащий комочек меха, за что была вознаграждена шквалом собачьих поцелуев.
— Разве ты не милашка? — прошептала она рассеянно, раздумывая, с чего это родители завели собаку. Когда она была маленькой, они считали домашних животных излишним баловством.
Марджори возвышалась над ней, как разгневанный праведник.
— У меня есть деньги, — произнесла она. — Ты можешь их взять, но ты не должна беспокоить отца.
Чесса медленно поднялась.
— Я не потеряла работу, мама. Немного нездорова…
— Ты не выглядишь больной. — В этом замечании не прозвучало ни тени беспокойства, а одно лишь недовольство.
— Я не больна.
— Так ты солгала?
Этот вопрос сильно рассердил Чессу. Ложь была непременной составляющей их существования, основой, на которой все строилось. Они громоздили горы обмана, пока правда не оказалась погребенной под ворохом вранья.
Марджори откашлялась и снова сердито спросила:
— Тогда почему ты нас почтила своим визитом?
— Нам надо поговорить.
— Телефон для этого не подходит?
Напоминание, что она могла бы позвонить, заставило Чессу внутренне сжаться. Эта мысль даже не приходила ей в голову. Она инстинктивно кинулась к семье, нуждаясь в контакте с родными, хотя, учитывая ее печальную историю, это было глупо.
— Я хотела видеть тебя.
— Да? — Глаза Марджори смягчились и увлажнились. На мгновение она проявила теплые чувства, которые напомнили Чессе о времени, когда они были счастливы, когда мать любила ее и оберегала со всей материнской любовью, которой только может желать ребенок.
В мгновение ока Марджори овладела собой и пригласила Чессу присесть на диван гостеприимным, тщательно отработанным жестом.
— Располагайся поудобнее, дорогая. Я не ходила сегодня в магазин, но, думаю, у меня найдется кекс к чаю и…
— Ник Парселл вернулся, — выпалила Чесса, и тут же бесцветное лицо матери покрылось смертельной бледностью. — Он знает о Бобби.
Марджори пошатнулась и медленно села, судорожно схватившись за подлокотники кресла. Она беззвучно шевелила губами, пока наконец не выдавила:
— Как он узнал?
Чесса не могла ответить сразу. Ее охватила дрожь.
— Это долгая история.
Пожилая женщина ломала руки, прижимаясь к спинке кресла и сплетая пальцы в нервный узел. Солнечный свет струился в окно гостиной, блестя на браслете ее часов и зажигая золотые отблески в волосах, уложенных короной. Овал лица, когда-то такой же четкий и тонкий, как у Чессы, теперь расплылся; пухлые складки красноватой кожи скрывали глаза, сохранившие кристальную ясность юности, — такие же, как у дочери и внука.
Марджори наконец обрела голос:
— Рассказывай.
Собравшись с духом, Чесса уселась на диван и битых двадцать минут рассказывала, как Бобби сделал копию своего свидетельства о рождении и ускользнул от класса, чтобы нанять адвоката для поисков человека, который, как он считал, был его отцом. Пока она говорила, ее голос слабел, а глаза матери наполнялись страхом.
Для этого у них были причины, причины, о которых знали лишь несколько человек. Двое из знавших тайну покинули страну много лет назад, двое находились в этой комнате. Еще оставалась Жаклин Шейно, ближайшая школьная подруга Чессы, которая вышла замуж и уехала очень далеко, и отец Чессы, виновник этой неразберихи, который в данный момент был на работе.
По крайней мере за это Чесса была благодарна провидению. Если ее отношения с матерью можно назвать натянутыми, то отношения с отцом, которого она когда-то обожала, были совершенно испорчены. Это произошло не оттого, что их любовь исчерпалась. Доверие между ними оказалось потеряно. Джеймс Марголис предал Чессу, и прекрасно знал об этом. С момента рождения Бобби он старался не смотреть в глаза дочери, движимый, как предполагала Чесса, чувством вины, вины, которую она тайно разделяла. Она тоже предала своего ребенка, поддержав отцовскую ложь. И оба эти предательства привели их семью к печальному итогу.
— Твой отец сделал то, что необходимо было сделать, — сказала Марджори, прерывая размышления Чессы. — Он защищал тебя.
— Нет, он защищал только себя, — горько ответила дочь, понимая, что это обвинение так же несправедливо, как и правдиво.
Джеймс Марголис находился между двух огней — либо крах карьеры, либо гибель семейного очага. В свои шестнадцать лет Чесса не понимала многого. Теперь, после почти десятилетнего балансирования на грани безденежья, с растущим ребенком на руках, она могла почувствовать тот ужас, который, должно быть, ощутил ее отец, когда Юджин Карлайл, владелец крупнейшего предприятия в городе, сделал ему предложение, от которого мало кто нашел бы мужество отказаться.
Все это случилось почти десять лет назад — в конце жаркого, душного лета, которое стало переломным моментом в ее жизни. Тогда Чесса вступила во взрослую жизнь, оказавшись абсолютно не подготовленной к ней.
Она до сих пор помнила удушливый запах цветов в официально убранной гостиной в доме Карлайлов. Каждая деталь того кошмарного вечера навсегда отпечаталась в памяти — мелкое дрожание пальцев Энтони Карлайла-младшего, сжимавших ей руку, ярость в глазах Карлайла-старшего и брезгливо поджатые губы матери Энтони, подавленное выражение на лице ее матери и невнятные объяснения отца.
Это был день потрясений и огорчений. Никто не спорил, что именно Энтони Карлайл является отцом ребенка Чессы. Энтони и Чесса были влюблены так, как только два юных сердца могут влюбиться друг в друга. Он был поражен, узнав, что Чесса беременна, но обещал остаться с ней. Ее романтические представления о счастье говорили ей, что это может значить только одно — свадьбу. Ближайшая подруга, Жаклин, пыталась предостеречь Чессу. Дальнейшие события показали, что она была права.
Скрипнул стул, и воспоминания испарились. Марджори встала, собачка свалилась с ее колен и нервно залаяла. Не обращая внимания на животное, Марджори ходила и бормотала:
— Это не вина твоего отца, Чесса. Будь честной хотя бы перед собой, у него не было выбора. — Она металась по комнате с посеревшим лицом и глазами, полными паники. — Это ты убежала из дому и умудрилась забеременеть. Ты создала эту проблему — ты и этот мелкий сукин сын, которого ты пустила в свою постель. Ты всем рисковала — и карьерой отца, и репутацией семьи. Господи Боже, нас бы растоптали. Твой отец спас нас. Как ты смеешь критиковать его? Как ты смеешь?
Конечно, на это отвечать было нечего. Марджори права. Чесса действительно влюбилась в сына Карлайла, самого влиятельного лица в городе, который также был и работодателем отца. Оглядываясь в прошлое, она чувствовала вину за свою импульсивность, но, по правде говоря, не сожалела об этом. Ее поведение было недопустимым, но теперь у нее есть драгоценный сын, которого она любит больше самой жизни.
Она не жалела, что Бобби появился на свет. Только ложь терзала ее, обман, громоздивший над собой следующий обман, пока правда не оказалась погребена под башней лжи. Это шаткое здание теперь угрожало рухнуть и погубить все, что ей было дорого.
Обман начался десять лет назад, когда двое подростков влюбились друг в друга, а две семьи встали перед проблемой, которую необходимо было обсудить и разрешить. Так по крайней мере думали Чесса и Энтони. Как оказалось, их будущее и будущее их нерожденного ребенка уже было спланировано Юджином Карлайлом и сворой его адвокатов. На встрече было множество споров и условий, погребенных под юридическими терминами, но в основном все было ясно: если Чесса публично называет Энтони отцом своего ребенка, Джеймс Марголис будет немедленно уволен. Карлайлы также угрожали начать судебное расследование по установлению отцовства. Карлайл-старший доверял тестам на кровь, но не желал, чтобы ребенок Чессы вошел в их семью. Он был уверен, что семья Марголисов не пойдет на риск быть скомпрометированной самим проведением этого анализа. Если же Энтони окажется настолько глуп, что примет Чессу и ребенка вопреки желанию родителей, его немедленно лишат наследства. Энтони эти угрозы просто потрясли. Но, несмотря на предупреждения подруги, Чесса не верила, что ее любимый отвернется от нее, а его родители будут настолько жестоки, что отвергнут собственную плоть и кровь. Только когда Энтони выдернул из ее пальцев свою руку, отказываясь даже взглянуть на нее, когда Джеймс Марголис подписал отказ от наследственных прав ее сына, Чессе открылась горькая правда. Все, кого она любила, предали ее. Она больше никогда не встречалась с Энтони. Он перешел в частную школу, а вскоре после рождения Бобби разбился на своем новом «феррари» на крутом повороте. Чесса перенесла это известие, не выдав никому своих чувств, а вскоре переехала в другой город и стала растить сына в одиночестве.