Чушь!
Я ничего не чувствую, ничего…
Прикрыв глаза, отправляю телефон на пол. Подальше от своих непослушных пальцев.
Уже лежа в постели я слышу, как хлопает входная дверь и тихий скрип половиц сопровождает тихие дедовы шаги.
Полоска света ложится поперек кровати, но, зажмурив глаза, я притворяюсь спящей.
Чтобы научиться делать вид, будто у нас все, как раньше, мне нужно еще немного времени. Немного времени, чтобы поверить в то, что у нас и правда все, как раньше.
Глава 6
Кирилл
— Передай, пожалуйста, соль.
Подняв глаза, нахожу ими соль и двигаю солонку в центр обеденного стола.
— Спасибо, — бормочет мама, а я возвращаю внимание своей тарелке.
Пару дней назад на хоккейной тренировке я с трудом мог оторвать ноги ото льда уже через пятнадцать минут после начала игры. Это прямой признак того, что мои мышцы недополучают белка, и я стараюсь пихать его в себя весь сегодняшний ужин, потому что быть немощным очень сомнительное удовольствие…
— Как у тебя дела?
Помешивая в тарелке салат, достаю из-за щеки кусок помидора.
Этот день не мог вывернуться через одно место сильнее, чем вывернулся. Виной всему одна маленькая рыжая ведьма, которую не выжечь из-под кожи даже паяльником.
Месяц ни слуху, ни духу.
“Прошла любовь”, так она это называла.
Я конечно на многих вещах повернутый, но выслеживать по городу девушку, которая четко и ясно дала понять, что не хочет меня больше видеть — не мое кредо.
Судя по всему, ей со мной тупо не понравилось, несмотря на то, что мне так ни фига не показалось. Но я видимо ошибся, иначе как еще это объяснить? Я знаю, что ей было больно, но у нее был оргазм.
Ей нравилось. Все. Мои прикосновения, мое тело.
Я… вообще нихрена не понимаю.
У меня есть мужское эго, но в этот раз мне не до него. У меня дырища в груди. Здоровенная такая дырища, и это… было больно.
На фиг она объявилась?!
Вопрос охренеть какой терзающий.
Теперь меня раздражает абсолютно все. Стук приборов о тарелки, присутствие рядом других людей и необходимость на это реагировать, в то время, как все, чего я хочу — просто, твою мать, поесть.
— Нормально, — отвечаю хрипловато, не глядя на маму.
— Я тебя последние недели почти не вижу. Ты хоть заглядывай иногда ко мне в кабинет.
— Ладно, — обещаю ей.
Мне не трудно давать внимание, которого ей хочется. Я уважаю свою мать, и готов брать с нее пример в любом начинании.
— Ты разучился говорить целыми предложениями? — влезает в наш разговор отец.
Проигнорировав этот вопрос, продолжаю есть.
— С утра говорил. — Пытается потушить пожар мать. — Спасибо, пожалуйста, доброе утро. Да, сынок?
— Угу, — жую, упрямо стоя на своем.
Я не хочу разговаривать, и сегодня не стану этого делать.
В последнее время я стал нетерпим ко многим вещам, и это похоже на новую неконтролируемую проблему. Это реальная проблема, но во мне слишком много злости, чтобы подавлять в себе это и пытаться быть таким, каким на данный момент не являюсь.
Когда в кармане толстовки начинает вибрировать телефон, достаю его оттуда и смотрю на дисплей.
Симпатичная мордашка в окружении светлых кудрей смотрит на меня оттуда.
Таня.
Тянет улыбнуться.
Я столкнулся с ней пару недель назад в одной городской кафешке. А до этого, кажется, видел в ночном клубе. Еще тогда ее лицо показалось мне знакомым, но две недели назад она решила заговорить со мной первой, и я реально прифигел.
В пятнадцать мы отдыхали в одном летнем черноморском лагере, и у нас был общий отряд. Она была моей первой “девушкой”, хотя и курортной, но именно с ней я на полную катушку учился целоваться. Мы общались какое-то время по возвращении домой, но график моей жизни в то время был слишком плотным, чтобы в нем нашлось место для девушки, живущей на другом конце города.
Что ж. Теперь времени у меня хватает. И раз уж на то пошло, я открыт для любых предложений, потому что меня достало терзать свою задницу мыслями о девушке, которой я оказался не нужен.
Шевеление в груди напоминает мне об утренней сцене.
Я не знаю как это может быть, но, твою мать, Калинина кажется мне еще привлекательнее, чем месяц назад. Сам не знаю, что за хрень! Кожа, глаза, губы… все будто ярче стало…
Тело отзывается напряжением и возбуждением.
Встав из-за стола, собираюсь принять звонок.
— Сколько раз я должен повторять, что не хочу видеть телефоны за столом?
Посмотрев на отца, бросаю:
— Может до тех пор, пока я не скажу, что мне до лампочки твои хотелки?