Сорвав бинты, я увидела жуткую, гниющую рану. Подавив приступ тошноты, я сняла маску с его лица и, приподняв голову Виктора, поднесла к его синеватым губам лекарство:
— Выпей, мой милый. Тебе легче станет, я обещаю!
Влив содержимое ему в горло и убедившись, что он его проглотил, я промокнула кусочек бинта и стала наносить зелье ему на рану. Оно было густоватой субстанцией жёлтого цвета. Где-то далеко в моём воспалённом разуме мелькнула мысль о том, что жидкость почти прозрачна, без странных компонентов, что вкидывала цыганка. Дыхание Виктора стало ещё более тяжёлым и хриплым, его стал бить крупная дрожь, но я не останавливалась. Он застонал.
— Потерпи немножечко, ещё чуть-чуть…
Я уже закончила наносить средство на рану, когда наконец заметила, что в закрытую дверь громко колотят и что-то кричат. Словно во сне, я, не отрывая глаз от Виктора, услышала звук трескающегося дерева и ломающейся двери. Машинально посмотрела на ввалившихся через выломанный дверной проём мужчин, которые увидев меня, спокойно сидящую, замерли в недоумении. Я перевела взгляд снова на Виктора, который стал ещё более неспокойный. Теперь его трясло, он метался в постели, хрипел и стонал.
— Что… что вы сделали?! — вскричал доктор.
— Злата, чёрт возьми, что ты натворила? — вторил ему Себастьян.
— Он умирает! — воскликнул ещё кто-то.
Чьи-то руки попытался оттянуть меня от Виктора, но после моего дикого вопля они отшатнулись в стороны. Я не понимала, что делаю. Знала лишь одно: никто не должен подходить к нему! Нельзя мешать целительному действию добытого мною цыганского противоядия. Я оберегала метающегося Виктора, накрыв его собой.
— Злата… — ласково и спокойно начал Себастьян Эскалант и сделал медленное движение в мою сторону, но громогласный голос герцогини остановил его.
— Не трогай её, сын!
Как в тумане, я увидела вплывающую в комнату Ньевес. Она окинула взглядом всех присутствующих здесь. Только на миг задержавшись на моих полубезумных молящих глазах, она обратилась к Себастьяну:
— Думаю, здесь слишком много людей. Прошу вас, разойдитесь, господа. Здесь дела семейные. Все документы и разрешения мы подпишем, доктор Каприно!
Я, словно дикая кошка, защищающая своё, потеряла интерес к происходящему, почувствовав перемену в состоянии Виктора. Его тело выгнуло дугой, потом сильно затрясло и враз… Всё прекратилось. Он стал бездыханным. Начался просто какой-то кошмар! Мой крик практически оглушил тех, кто стал оттягивать меня от него. Ругань, плачь — всё перемешалось в одну шумную массу. А я не могла отвести взгляд от мертвеннобледного лица Виктора.
Нет, она не могла меня обмануть! Он не может умереть! Только не так! О боже, нет!.. Рыдая, я повисла на держащих меня руках, пока не почувствовала успокаивающие объятья тётушки.
— Поплачь, милая, тебе это нужно! — она гладила меня по голове и тихо приговаривала. — Со слезами уйдет часть боли, плачь, родная моя.
— Тихо! — вдруг раздался громогласный выкрик Давида Эскаланта, и все, резко замолчав, уставились на него. Я подняла заплаканное лицо к неестественно побледневшему доктору, который склонился к Виктору.
— Он дышит.
Словно ужасно реальный кошмар вдруг оказался сном. Не веря свои ушам и не чувствуя ничего, кроме трепетной надежды, я поднялась, не без помощи тётушки. Казалось, всё вокруг замолчало и притихло. Пока тишину не нарушило ровное и спокойное дыхание Виктора Эскаланта и звук, оповещающий о стабильно бьющемся сердечке, словно мы все наблюдаем за мирно спящим человеком.
— Жив… — только и повторяла я.
Никто не сопротивлялся, когда медработники стали спешно выпроваживать нас из палаты. Мы нетерпеливо ожидали вестей от них под дверью. Себастьян избегал моего взгляда, да и я не настаивала на разговоре с ним. Прислонившись к стене, я, устало прикрыв глаза, спустилась на пол, не обращая внимания на протесты тётки. Я так устала, но не могла позволить себе больший отдых. Нельзя оставлять его надолго.
Прошла, кажется, целая вечность, когда дверь отворилась и появился доктор. Мы кинулись к нему, но он, словно жестокий палач, пытал нас молчанием, пока медленно закрывал за собой дверь.
— Предварительные анализы показали, что в крови значительно меньше ядовитых элементов, — наконец начал он. — Судороги прекратились, дыхание стабилизировалось. Количество яда мы будем проверять каждый час… Признаюсь, в моей практике таких случаев не было.
От счастья я чуть было не лишилась чувств и, наверное, всё-таки упала бы, если бы не тётушка, поддерживающая меня.