Дальше уборка пошла без происшествий, если не считать того, что шуба жены никак не хотела помещаться в стиральную машину, а та, в свою очередь, отказывалась ее стирать. Но и с этим он справился легко. Хома разрезал шубу на несколько частей и постирал каждую часть отдельно. Когда работа подошла к концу, он с чувством выполненного долга уселся перед телевизором. И надо же, в тот момент, когда диктор пытался доказать ему, что плюс пятнадцать днем – это тепло, в комнату влетела муха. Хомячкова это вывело из себя. Ведь незваный гость хуже нежданной тещи. Он вначале вежливо попросил ее удалиться, но муха то ли языками не владела, то ли не признавала его за хозяина, но улетать отказалась. Тогда он объявил ей ноту протеста. Реакция та же. И вот Хома решил устроить ей геноцид. Он вооружившись полотенцем и веником бросился на незваную гостью. Сражение началось. Хомячков носился за мухой по квартире, круша все на своем пути. На кухне посуда послужила ему в качестве метательных снарядов, в комнате стулья и сто, как стенобитные орудия, а телевизор заменил атомную бомбу.
Когда в дом вошла Фаня, то увидела мужа, стоящего посреди хаоса, со счастливым лицом, протягивающего ей на ладони убиенную муху.
Как жена наградила его за успешно проведенные боевые действия – неизвестно. Но в понедельник Хомячков не вышел на работу.
Один дома
Будильник зазвонил, как всегда, ровно в восемь утра, и тут же умолк, контуженый подушкой. Но этих трех секунд хватило, чтобы Нобелевская премия, которую Хомячков собирался получить за изобретение вечного двигателя, превратилась в знакомое пятно на обоях.
«Эх, ну почему же так? Если хорошо, то не долго и не до конца» – подумал Хома и перевернулся на другой бок. Он попытался было вернуться в зал за наградой, но его уже туда не пустили. Тогда Хомячков открыл глаза и стал наблюдать, как на столе муха делает зарядку.
«А ведь все не так плохо, как кажется» – начал шевелить мозгами Хома. – «Во–первых, если мухи ползают не по мне, а по столу, значит я живой и чистый. Во–вторых, если я повернулся на бок и увидел комнату, а не спину, значит, жена уехала к маме и я выходные буду один. А это получше всяких премий будет».
Хомячков в приподнятом настроении спрыгнул с кровати и впервые в жизни сразу попал ногами в тапки. Довольный собой, он сделал шаг и тут же получил полом по носу. Хома совсем забыл, что каждый вечер привязывает тапочки к ножке кровати, чтобы Фаня их не одела.
– Начинаем отжимание! – подал Хомячков сам себе комнаду и поднатужился. Через несколько секунд он понял, что пол так и не отодвинется от него ни на миллиметр, а вот вчерашний ужин вот–вот выйдет раньше времени.
В ванной его ждал сюрприз в виде чистых носков и большой записки. В ней говорилось: «Умоешься, закрой воду, на кухне в холодильнике – завтрак. Если захочешь разогреть что–нибудь, напоминаю – плита электрическая, зажигать ее спичками не нужно. Приберись в квартире, сходи в булочную. Не скучай. Скоро буду. Фаня».
– Тоже мне, учитель, нашлась, усмехнулся Хома, срывая записку с зеркала. – Без тебя знаю, что мне делать.
Открывая воду, он вдруг поскользнулся на кусочке мыла. На этот раз с полом поздоровался его затылок, а сверху Хому накрыла раковина.
– Что–то у меня сегодня с ногами проблема, – решил Хомячков, выползая из–под панциря. – Нужно попринимать лекарство, толи Кальцемин, толи Колгон, толи Пурген. Точно не помню.
После завтрака Хома решил посмотреть телевизор. По одному из каналов шел фильм. То, что это фильм–ужасов с примесью боевика он понял, когда в дверь квартиры раздались настойчивые звонки, а после и удары.
– Кто там? – спросил Хома, уворачиваясь от кусков штукатурки.
– Дед Мазай! Открывай дверь, зайцев спасать будет.
– Каких зайцев? – удивился Хомячков.
– Что в ванной у тебя плавают, – уточнил дед.
«Откуда в моей ванной зайцы? И на чем они там плавают?» – подумал Хома, но дверь открыл.
На пороге стояли трое дедов и одна женщина, причем одеты они были как–то странно. Один дед был в милицейской форме и фуражке другой в комбинезоне, другой в комбинезоне, с гаечным ключом, а третий в одних трусах, но со шваброй. «Он, наверное, ей зайцев глушить будет» – догадался Хомячков.