Джон. Дело времени?
Робин. Да, при условии, что родители понимают: капризы в порядке вещей — и будут спокойны с ребенком и тверды. Все само собой наладится, ребенок «укротит» свой буйный нрав.
Джон. Значит, ребенок — как бы его назвать… «ходунок» — уже физически «умелый» и способен подумать о себе… Каков главный урок для него на этой ступени?
Робин. Приспособиться к другим, сначала — в семье, затем — в обществе.
Джон. Не приспособившись, он потеряет любовь, поддержку, помощь других, а он в этом, конечно, нуждается.
Робин. Жизнь, безусловно, будет богаче и интереснее, если он сумеет ладить с другими.
Джон. Значит, он должен по выбору быть только «хорошим»?
Робин. Нет.
Джон. Нет?!
Робин. Понимаете, быть просто «хорошим» ему не на пользу. Чтобы сделаться здоровым, самостоятельным, полагающимся на себя человеком, человеком независимого ума, на этой ступени он должен творчески браться за все, что «под рукой». Пускай получается новое, неожиданное для него — непредвиденное родителями. Иногда такое, что они… «не любят».
Джон. Значит, он должен быть достаточно уверенным в своих силах и пробовать, но одновременно — учиться приспосабливаться к другим?
Робин. Да. «Озорник» и «паинька» — это не он. Ему нужно по тропинке посередине, не налево и не направо…
Джон. Сбавьте шаг, я отстаю! Понятно, почему ему не следует быть «слишком плохим», ведь никем не любимые себялюбивые эгоисты остаются в одиночестве. Но какой вред — быть «слишком хорошим»?
Робин. Если он не экспериментирует, не думает своей головой, поневоле во всем уступает, то вырастет конформистом. Он никому не будет мешать — такой неинтересный, скучный, серый. Его везде отпихнут, и он никогда не добьется того, чего хочет или в чем нуждается. Его будто и нет — нет личности.
Джон. Бухгалтер, короче говоря. Вспоминаю свой учительский опыт: двое-трое ребят, никогда ничего не выкинувших, почему-то не вызывали интереса.
Робин. В том-то и проблема. Они не нравятся, их не любят. И постепенно они лишаются поддержки в жизни, так же, как «слишком плохие», слишком себялюбивые. Значит, у родителей «зашагавшего» ребенка весьма трудная задача — направлять его шаги, удерживая от крайностей.
Джон. Дать «ходунку» свободу, поощрять… нет, уже не «вылазки» — «выходки», поддерживая в нем уверенность, независимость, но также проявлять твердость, не забывать про контроль… чтобы он научился самоконтролю.
Робин. Чтобы смог удерживать так не просто достигаемое равновесие между конформизмом и независимостью, а это — наша «пожизненная» задача.
Джон. В суровый мир нас вытолкнули… После благодати в колыбели, когда мама глаз не сводит — мы ее «солнышко», «сердечко», «сладкое яблочко»…
Робин. Кстати, о яблоках…
Джон. Да?..
Робин. Райский сад некоторые толкуют как миф про эту самую благодать. Младенчество и есть наш «райский сад», наш «Эдем», где все для нас готово, ничего взамен не берут. «Падение» — это подступивший к нам выбор — между тем, что мы хотим, и тем, что хотят наши родители. Выбирая — мы уже «вкусившие от древа познания добра и зла». А прежде были «невинны», не различали «добро» и «зло».
Джон. Значит, мы должны пройти через «зло», пройти через «добро», прежде чем станем самими собой.
Робин. Должна быть возможность сделать и то, и другое, должен быть выбор между добром и злом. А отсюда с неизбежностью — свобода восстать против системы, даже с риском быть раздавленными! Но мы часто забываем об этом и надеемся свободными и верными себе прожить, не рискуя всеобщим уважением и безопасностью.
Джон. Да, забываем… Я, во всяком случае… Хорошо, Вы утверждаете, что ребенок не разовьется в личность, если не будет озорничать.
Робин. Ребенок как летчик-испытатель на новой машине: проверяет, на что они «в паре» способны, иногда в крутой вираж войдет, иногда его занесет…
Джон. Так, о паре, точнее, о фиговых листках… Адам и Едва узнали, что они мужчина и женщина.
Робин. По-настоящему сексуальность пробуждается в детях позже. На этой ступени дети узнают не столько про пол, сколько про физические половые отличия, которые возбуждают большое любопытство. Эта ступень, таким образом, связана с познанием выбора между «быть хорошим» или «быть плохим», но также с открытием отсутствия выбора между «быть мальчиком» и «быть девочкой».
Джон. Значит, миф не про «зов плоти», но — про познание половых различий…
Робин. Да. Адам и Ева узнали о своем отличии друг от друга, что заставило их осознать отдельность и одиночество каждого. И тогда они, конечно же, почувствовали себя лишенными райской благодати, изгнанными…
Джон.…отринутыми от блаженного единства с Всевышней Мамочкой. Стало быть, миф о «Грехопадении» рассказывает про познание добра и зла, то есть — правил, с которыми можно согласиться, которые можно нарушить, а также про «расставание» с матерью. Но Вы указывали раньше, что это «расставание» приходится на период примерно от шести месяцев до трех лет, свою же ступеньку «ходунок» преодолевает… Когда? От года до четырех лет?
Робин. Да, примерно… Я думаю, начиная с года и трех месяцев…
Джон. Но, значит, фазы частично накладываются одна на другую?
Робин. Разумеется. Многие уроки, которые мы должны затвердить, «накладываются». Это как с супом: мясо уже варится, когда добавляют картофель, картофель оказывается в кастрюле прежде горошка, а вода — еще раньше, но подготовка всего, что накладывается — идет одновременно.
Джон. Итак, «ходунок» переживает перемены в сложнейшей смеси. Он должен справиться с отделением от мамы, он познает новый, волнующий и немного пугающий мир вокруг, устанавливает свою половую принадлежность, учится приспосабливаться к «законам» семьи. Значит, он, едва поспевая, переписывает свою мысленную карту мира каждые десять минут?
Робин. И еще вносит многое с родительской карты — все, что относится к «законам» семьи. Он теперь учится выводить первые контуры общества.
Твердость
Джон. Недели три назад в ближайшем супермаркете я был зрителем «пифийских» игрищ. За покупками зашла мама с двумя натренированными в озорстве детьми и всякий раз, когда они делали что-то неположенное — на каждой восьмой секунде, она разражалась криком и грозила им невообразимыми лишениями, истязаниями; они же, выслушав, торопились еще что-нибудь натворить. Она уже обещала ужесточить наказание на пять тысяч ударов плетью, на пару «испанских сапог», но тут они выкинули какой-то действительно скверный фокус, чтобы знала, что у них главный. В конце концов ей пришлось накупить им конфет, и тем мама спасла супермаркет — детишки сожгли бы его дотла.
Робин. Представляю. Если в семье привыкли к крику, значит, родители не дали детям необходимых им ясных ориентиров, «руководящих указаний». Чаще всего отсюда и крик.
Джон. О'кей. Хотелось бы вникнуть в это дело — с ориентирами и пограничными линиями. Значит, чтобы приспособиться к окружающим, ребенку нужно всего лишь узнать, где проведена черта — ясная черта? Возможно, поневоле узнать и затвердить… Вспоминается нелегкое слово «дисциплина».
Робин. От латинского слова disciplina, обозначающего «учение».
Джон. Да. От него же и английское disciple, что означает, в частности, «апостол», то есть ученик, которого Иисус совсем не обязательно систематически подвергал наказаниям. Но произнося это слово сегодня, вы неминуемо вызываете в воображении собеседника картину жестокой порки с зареванными детьми.
Робин. Сильной поркой кончается как раз, если ориентиры нечеткие. Если же отец способен держать чадо в руках, рукоприкладство вряд ли понадобится.
Джон. Поделюсь своим родительским опытом. К сожалению, я не взялся за воспитание дочери вовремя. И в четыре года она стала совершенно несносным ребенком, так что я однажды вышел из себя и впервые хорошенько ее отшлепал. Удивительно — наше взаимопонимание сразу улучшилось. Мне и еще приходилось награждать ее шлепком, но такие «награды» доставались ей реже и реже. На седьмом году отцовства я уже не прибегал к этой мере. Что действительно радовало — а ведь вы всегда чувствуете себя немножко виноватым, поднимая руку на свое чадо, хотя и знаете, что правы — дочь не затаила обиды. Кажется, как ни странно, мы даже сблизились.