— Знаешь, почему я на тебе женился?
— Знаю. Потому что это ты хотел денег! Ты, а не Влад. Потому что ты объединил бизнес с моим отцом и…
— Дура!
Миша разжимает пальцы и делает шаг назад.
— Если ты решишь забрать моего ребенка, я тебя из-под земли достану и притащу обратно. Поняла меня?
— Пошел к черту. Пошел вон. Убирайся, убирайся!
— Ты меня услышала? Услышала, я спрашиваю?
— Ненавижу, — хватаю с полки коробку с часами и запускаю ее в Князева. — Убирайся и свои идиотские подарки забирай. Мне ничего от тебя не надо. Ничего. Все забирай, — выдвигаю отсек и смахиваю все украшения, что он мне дарил, на пол.
— Мама? Папа? Вы чего?
Издаю какой-то нечеловеческий звук. То ли всхлипываю, то ли визжу. Рука так и остается висеть в воздухе, а тело простреливает высоковольтным ударом тока.
Поворачиваю голову и смотрю на сына. Он стоит на пороге гардеробной, держит в руках игрушечный вертолет и смотрит на нас огромными растерянными глазами.
— Это потому, что я упал? Я больше так не буду. Правда-правда.
В сердце в этот момент вонзается игла.
Глава 8
— Марк, — Миша улыбается и подхватывает сына на руки, — нет, конечно, — мягко смеется, гораздо быстрее начиная контролировать ситуацию, в отличие от меня. — У мамы полочки в шкафу сломались. Все упало, видишь, какой бардак?
Марк кивает, рассматривая валяющиеся на полу вещи.
Всхлипываю и отворачиваюсь, зажимая рот ладонью. Быстро-быстро растираю щеки, чтобы стереть слезы и хоть немного прийти в себя. Натянуть улыбку. Кривую, неестественную…
— Мама…
— Что, мой хороший? — поворачиваюсь и подхожу к сыну, который сидит на руках у своего отца.
— Ты плачешь?
— Нет, ты чего? Нет, конечно.
— Мы с папой все починим, да, пап? — смотрит на Мишу, и тот кивает. — Не плачь.
— Не плачу, — сглатываю ком и глажу сына по голове.
Какой же он хороший. Сердце разрывается просто.
Что мы творим? Что я творю?
Нужно было молчать, как и раньше. Просто молчать и не устраивать истерик. Кому лучше от этих скандалов? Только сын страдает.
Мои внутренние противоречия убивают остатки адекватности. Я же себя изнутри жру. Ненавижу себя за то, что, о боже, тело предало.
Отпуск. Океан. Мы втроем. Как семья. Как настоящая семья.
Вторая ночь. Мы уложили Марка спать. Сидели с ним вдвоем, сказки рассказывали, сын таким счастливым был. А потом темный коридор виллы, свет луны из окна, шум воды, и все как во сне. Будто не по-настоящему. Поцелуи, объятия. Эмоции зашкаливали.
Я сама себя не узнавала. Почему отзывалась на ласки, на поцелуи? Почему не противилась?
Мне нравилось. Я с ума сходила, чувствуя над собой Мишино крепкое тело и прохладные простыни под спиной. Он меня любил. Именно любил. Нежно, страстно, без остатка.
Утром мы это не обсуждали. Совсем. Во вторую ночь все повторилось. Буря, коктейль страсти и молчание наутро. Все семнадцать дней мы сходили с ума ночью и делали вид, что ничего не произошло, днем…
Когда вернулись домой, Миша переключился на работу, нет, он пытался поговорить, но я избегала даже мысли о том, что происходило на Мальдивах.
Себя боялась. Это страшно признать. Страшно думать, что семь лет могли быть другими. Больно. Ужасно.
Я не могла. А потом увидела у него в телефоне сообщение от той самой Ирины. Она спрашивала, когда он заедет в гости, к посланию прилагалось фото в сексуальном белье.
Прошло всего три дня после отпуска. Три дня после тех самых ночей!
Я оказалась права. Нет никакого смысла. Нет никакого тепла. Ничего нет. Только ненависть и боль.
— Давай колечки соберем, мам. — Марк начинает болтать ногами, и Миша ставит его на пол. — Давай? — подбирает мой браслет и кладет обратно на выдвинутую полку, привстав на носочки.
— Давай, — тру щеки и присаживаюсь рядом.
Спиной чувствую Мишин взгляд, и единственное, чего хочу, чтобы он ушел. Пусть он уйдет.
— Это в коробочку, да? — сын аккуратно кладет колье, наполовину вывалившееся из коробки, обратно.
— Да. Молодец, — Князев подсаживается рядом.
Отодвигаюсь немного подальше, а Марк в это время крепко обнимает меня за шею.
— Папа, я знаю, что надо, чтобы мама не плакала.
Миша вопросительно приподнимает бровь, а Марк чмокает меня в щеку.
— Поцеловать, — хохочет. — Папа, поцелуй маму, чтобы она не плакала.
— Марк, — крепко прижимаю его к себе, — это кто тебе такое рассказал? — перехожу на шепот, стараясь улыбаться.