Ей было стыдно за свою страну, свой народ, сына Гуго и особенно за себя, за то что она, как все вокруг, до сего дня ненавидела таких людей, как Карновский.
Когда город был полон ораторских речей, факелов, оркестров и прокламаций, она тоже пошла и проголосовала за тех, кто обещал счастье, победу и хорошую жизнь. Зять очень сильно помогал ей, но она не могла смириться с тем, что после войны потеряла дома, что Гуго болтается без дела, и вообще все стало хуже, чем было до того, как проиграли войну. Ей пообещали, что все будет как раньше, а может, и лучше. Даже сын говорил, что все переменится, как только страна избавится от врагов, которые предают ее и грабят честных людей. Она поверила обещаниям.
Конечно, она не считала одним из врагов зятя, врача, который никому не делал плохого и обеспечивал ее дочери достойную жизнь. Он прекрасно относился к теще и даже шурину иногда подкидывал денег. Он был на фронте. Нет, врагами были другие: жулики, спекулянты и банкиры, о которых писали в газетах, те, кто обманом выудил у народа сбережения и имущество. Никого из них она в глаза не видела, но слышала, что они повсюду. Они прибрали к рукам всю власть и подтачивают страну изнутри, поэтому надо как можно скорее с ними покончить, и все станет как до этой проклятой войны. И теперь ей было стыдно, будто она совершила преступление, о котором никто не знает, но, казалось, Довид Карновский умными черными глазами видит ее насквозь и догадывается о тайном грехе.
С тех пор как люди в сапогах пришли к власти, вдова Гольбек повидала в городе много страшного и отвратительного, такого, чего никогда не смогла бы даже вообразить. На улицах подростки нападали на пожилых людей, не жуликов и спекулянтов, а приличных, достойных граждан, унижали их и даже избивали, а полицейские стояли и смотрели. В магазинах, где она покупала из года в год, перебили витрины и испачкали стены краской. Из клиник вышвырнули лучших врачей, у которых она лечилась, ее зятю запретили практиковать. Сын приучился сквернословить и пить, а в дом не приносил ни гроша и частенько собирал у себя таких дружков, которых в прежнее время вдова Гольбек и на порог бы не пустила. Бывало, и уличных девок приводил. Она была несчастна из-за сына, но еще больше из-за дочери.
Знакомые порвали с Терезой, подруги перестали заходить в гости, боялись встречаться с ней из-за еврейского мужа. Даже брат Гуго стал избегать единственной сестры. Еще и матери наказал пореже появляться в еврейском доме. Как же, он ведь штурмовик. Она, конечно, его не послушалась. Ничто в мире не заставило бы ее отказаться от своей плоти и крови. Но радости визиты не доставляли. Доктор Карновский почти никуда не выходил. Однажды они шли с Терезой по улице, и к ним привязалась толпа подростков. Они угрожали и кричали, чтобы он не смел гулять с немецкими женщинами. С тех пор Карновский и Тереза старались не покидать дом. Госпоже Гольбек стоило немалых трудов уговорить дочь немного прогуляться.
И вот случилось несчастье с внуком. Никто не убедил бы госпожу Гольбек, что ее Егорхен хуже других, поэтому над ним можно издеваться. И кто это сделал? Не уличная банда, а ученые люди, доктора, директора! Это было выше ее понимания. Она завидовала мужу, который вовремя покинул этот свет. Глядя на его портрет в гостиной, она просила мужа, чтобы он скорее забрал ее к себе. Еще больше, чем перед его портретом, она изливала душу перед иконой Девы Марии в полутемной кирхе, куда она непременно заходила по дороге к Терезе. Стоя на коленях на каменном полу, она просила за несчастную дочь, за непутевого сына, за зятя, на которого свалилось столько бед, и особенно за внука, невинного ребенка, которому злые люди причинили страдания.
— Святая Дева и Господь наш Иисус, — шептала она, — спасите и сохраните бедное дитя от зла и мучений, пошлите ему добрых ангелов, чтоб они его исцелили и утешили, ведь он чист от греха, как невинный агнец…
За время болезни Егор сильно изменился, хоть и пролежал в постели всего несколько недель.
Он вытянулся, стал заметно выше, рукава стали ему слишком коротки. Голос окончательно поломался, стал по-мужски низким и совсем не подходящим слабому и худому мальчишескому телу. На щеках и подбородке появилась заметная черная поросль, признак мужской зрелости, который совсем не вязался с прыщиками, разбросанными по бледной коже. На похудевшем лице крупный нос под густыми черными бровями стал еще более заметен. На тонкой шее проступил острый кадык, который прыгал вверх-вниз при каждом глотке. Когда температура спала и вернулась память, Егор попросил мать принести зеркало.