— Нравится, молодой человек?
Хилое тело доктора было облачено в шелковый халат, на ногах были домашние туфли. Он обнял Егора за талию, на немецкий манер, и подвел к столу, уставленному винами, коньяками и ликерами.
— Что предпочитаете? Шнапс?
— Все равно, герр доктор, — нерешительно ответил Егор.
— Тогда выпьем вина. — И доктор принялся за еду, поданную старой служанкой.
Кривыми пальцами он чистил омара, выковыривал мясо из панциря и причмокивал, как безгубый старик. Будто одно слабое, больное животное поедало другое, еще более слабое. Егор стеснялся есть. Доктор Цербе угощал его. Сам он ел медленно, зато говорил очень быстро, не умолкая ни на секунду.
— Закрой клюв, болтун, — сердился он на попугая, когда тот желал ему приятного аппетита, — дай сказать господину доктору.
Он наполнил вином два бокала, полюбовался игрой пурпурного напитка. Его лицо улыбалось каждой морщинкой.
— Можно называть вас по имени, мой юный друг?
— Это большая честь для меня, герр доктор. Меня зовут Георг.
— Почему вы не пьете, Георг?
— Я не привык к вину, герр доктор, — ответил Егор.
— Вино — благородный напиток, напиток мыслителей. — Доктор Цербе чокнулся с Егором. — А пиво — напиток черни. Согласны?
— Не знаю. Но если герр доктор говорит, значит, это так, — ответил Егор тихо.
Доктор Цербе объяснил, что говорит неспроста. Он может привести в доказательство исторические факты. Все древнейшие культуры возникли у народов, которые употребляли вино. Возьмите Грецию, Рим, Вавилон, Египет, Израиль. Уже древние евреи утверждали, что вино веселит сердце. Не так ли?
— Не знаю. — Егору не понравилось, что разговор переключился на евреев. — Я этим не интересуюсь.
— Очень жаль, Георг, очень жаль, — укорил его доктор Цербе. — Еврейская культура — одна из величайших в мире. Я хоть и поклонник Афин и Рима, но не могу игнорировать Иерусалим, как делают по незнанию некоторые невежды.
Он беспрестанно подливал вино. У Егора кружилась голова, но на душе было легко, заботы позабылись. А доктор Цербе все говорил, демонстрируя свою ученость. Он переместился на диван и предложил Егору сесть рядом. Служанка принесла кофе. Доктор Цербе велел поставить чашки на маленький столик возле дивана и вдруг начал декламировать собственные стихи.
— Ну как, мой юный друг? — спросил он, прочитав несколько стихотворений.
— Я не из тех, кто может судить, — ответил польщенный Егор, — но мне кажется, это прекрасно.
Лицо доктора Цербе порозовело, глаза заблестели.
— Спасибо, милый, — пробормотал он и вдруг, наклонившись, поцеловал Егора в щеку.
Егор быстро стер ладонью слюну, оставленную на щеке вялыми старческими губами. Доктор Цербе заметил его отвращение и побледнел.
— Это чувство отца к сыну, — начал он оправдываться. — Чувство одинокого человека, которого судьба лишила семейного счастья. Надеюсь, мой друг, вы не подумали ничего плохого.
Егор убрал руку от лица.
Доктор Цербе сунул ему в жилетный карман несколько бумажек. Егор попытался протестовать:
— Герр доктор, нет!
— Ни слова! — перебил доктор Цербе. — Я же понимаю, что у вас плохо с деньгами. Вы обидите меня, если не возьмете, мой друг.
Егор действительно был без денег, у него осталось только несколько центов, и он не стал сопротивляться. Доктор Цербе проводил его до двери и попросил заглядывать, если Егору станет одиноко. Он всегда готов поддержать юного друга и морально, и материально.
Одиноко Егору стало очень скоро, и он явился к доктору Цербе за моральной и материальной поддержкой. Он и сам не заметил, как оказался у доктора в услужении.
Доктор Карновский волновался только из-за одного экзамена — по английскому языку. Об экзамене по медицине он даже не думал. Ему было смешно, что он, опытный врач, должен сдавать экзамен, как какой-то студент. Он был даже несколько обижен. Как большинство европейских врачей, он был об американской медицине невысокого мнения и досадовал, что ему, знаменитости из-за океана, надо начинать с нуля. Он не знал никого из будущих экзаменаторов, но был уверен, что как врачи они ему в подметки не годятся. Карновский заранее их ненавидел, потому что оказался у них в руках.