В ту же минуту в двери партера, лож, галерей вошли самые известные, самые молодые, самые шикарные, самые красивые парижские артистки с пачками билетов лотереи в пользу:
– Убежища.
Зал разразился громом аплодисментов.
Артистки улыбались, их улыбки превращались в золотые.
Через несколько минут их ридикюли были набиты хорошими голубыми банковскими билетами.
У младшего Коклэна на глазах были слезы. Он улыбался.
У нас всех на глазах были слезы. Мы все улыбались.
Так весело создан был фонд для «убежища».
Его устроил Коклэн-старший и вложил в его устройство всю свою душу.
Это настоящая республика «старых стрекоз».
Без этого фарисейского деления на искусство серьезное, несерьезное.
Нет искусства такого, другого.
Есть одно: искусство.
Брильянт, который сверкает и должен сверкать всеми гранями.
И пусть только каждая грань блещет как можно ярче.
«Старые стрекозы» очень рады ему, как гостю.
Но в книге их посетителей есть имена!
Президент республики, – обязательно! Президент сената, президент палаты, все министры, – непременно.
«Старые стрекозы» проводят свою старость в почете за то, что:
«Все пели!»
На своих спектаклях они смотрят только Мунэ-Сюлли, Сару Бернар, Режан.
Для новичка – большая честь выступать перед «старыми стрекозами».
И заслужить «их» аплодисменты!
Стрекозы строги.
Их забавлял каждую неделю своими монологами старший Коклэн.
И в первый раз в жизни, третьего дня, он заставил плакать своих старых товарищей-актеров.
Да будет ему земля легче всякого пуха!