— Отдых живым и покой мертвым.
— У дона Джаммарья сегодня на ужин жареная вермишель, — заметил Пьедипапера, нюхая воздух у окна приходского дома.
Дон Джаммарья, проходя мимо по направлению к дому, поздоровался и с Пьедипапера, потому что в наше время надо дружить и с этими пройдохами; а кум Тино, у которого все еще текли изо рта слюнки, закричал ему вслед:
— А! нынче у вас жареная вермишель, дон Джаммарья!
— Слышите, им дело даже до того, что я ем! — бормотал сквозь зубы дон Джаммарья: — шпионят за божьими слугами, чтобы считать у них во рту куски! Все из ненависти к церкви! — и столкнулся нос к носу с доном Микеле, бригадиром таможенной стражи, который расхаживал вокруг с пистолетом на животе и с заправленными в сапоги брюками, в поисках контрабандистов. — Этим вот они не ставят ;на счет то, что они съедают.
— Эти мне по душе! — отозвался Деревянный Колокол. — Эти вот, которые охраняют имущество честных людей, мне по душе.
— Если его науськать хорошенько, так и он будет в той же компании, — говорил про себя дон Джаммарья, стучась у своих дверей. — Все они одна шайка разбойников, — продолжал он ворчать с дверным молоточком в руке, следя подозрительным взглядом за бригадиром, который исчезал во мраке по направлению к трактиру, и раздумывая, почему это дон Микеле именно к трактиру идет оберегать интересы честных людей.
Однако кум Тино-то знал, почему дон Микеле шел оберегать интересы честных людей к трактиру, потому что он сам проводил ночи тут, вблизи, в засаде за вязом, чтобы разоблачить его; и обычно говорил:
— Он ходит туда тайком беседовать с дядюшкой Санторо, отцом Святоши. Те, кто ест королевский хлеб, все должны быть сыщиками и знать дела каждого и в Трецце и повсюду, а дядюшка Санторо, хоть и слепой, так что на крыльце трактира похож на нетопыря при солнце, знает все, что делается на селе, и только по одной походке мог бы назвать каждого по имени. Он не скучает в одиночестве, когда массаро Филиппо приходит к Святоше читать молитвы, и как сторож — настоящее сокровище, лучше, чем если бы он был зрячим и они завязывали бы ему глаза платочком.
Маруцца, услышав, что пробил час ночи, быстро-быстро вернулась домой, чтобы накрыть на стол; кумушки понемногу разошлись, и так как вся округа начинала засыпать, было слышно, как совсем близко, в конце улички, море сонно дышало, начиная по временам пыхтеть, точно переворачиваясь с боку на бок в кровати. Только там, внизу, в трактире, где виднелся красный огонек, продолжался шум и слышался громкий голос Рокко Спату, который пьянствовал каждый день.
— Сердце кума Рокко радуется, — спустя некоторое время из своего окошка сказал Альфию Моска, хотя казалось, что вокруг нет больше никого.
— О, вы еще тут, кум Альфио! — отозвалась Мена, остававшаяся в ожидании деда на галлерейке.
— Да. я здесь, кума Мена: сижу я тут и ем похлебку, потому что, когда я всех вас вижу за столом, при свете, мне кажется, что я уж не так одинок, а то и аппетит-то пропадает.
— А ваше сердце не спокойно?
— Э, многое нужно, чтобы сердце было на месте!
Мена ничего не ответила, и после недолгого молчания кум Альфио добавил:
— Завтра еду в город за солью.
— А потом вы поедете на поминовение усопших? — спросила Мена.
— Бог знает, в этом году орехи на всех четырех деревьях совсем гнилые.
— Кум Альфио едет искать себе жену в городе, — отозвалась Нунциата из дверей напротив.
— Это правда? — спросила Мена.
— Э, кума Мена, если бы дело было за этим, и в наших местах есть такие девушки, что искать далеко не приходится.
— Смотрите, сколько звезд мигает там, наверху! — сказала минутку спустя Мена. — Говорят, что это души, идущие из чистилища в рай.
— Послушайте, — оказал ей Альфио, тоже поглядев на звезды: — ведь вы — Святая Агата, и если вы увидите во сне счастливую тройку, скажите мне, я сыграю игру и тогда смогу подумать о том, чтобы жениться...
— Спокойной ночи! — ответила Мена.
Звезды мигали все сильнее, почти пламенели, и «Три короля», раскинув руки крестом, как святой Андрей, сверкали своими «маячками».[24] Море в конце улички медленно и тяжко дышало, и изредка в ночной темноте слышался стук проезжавшей повозки, которая подпрыгивала на камнях и двигалась по свету, такому большому, что, если бы человек мог вечно итти и день и ночь, он никогда бы не дошел, и есть также люди, скитающиеся в этот час по свету и ничего не знающие ни о куме Альфио, ни о «Благодати», которая в море, ни о празднике в память усопших; — так думала на галлерейке Мена, поджидая деда.
24
«Три короля», местное название трех наиболее ярких звезд в великолепном созвездии Ориона. Обычное название: Пояс Ориона или Посох Иакова.