Вот к этой корчме к концу дня подошли Лузи и Сроли — с побледневшими и немного запыленными от дороги лицами. Корчмарь принял их не за обыкновенных гостей, на которых можно нажиться, а за бедных странников, которые часто заглядывали к нему по пути — кто на день, а кто и на ночлег. Иехиел разбирал заложенные крестьянами вещи — свитки, тулупы, горой наваленные в темной боковой комнате, — и даже не оглянулся на вошедших, полагая, что ради таких людей не стоит торопиться бросать работу. Но затем, когда он внимательнее разглядел своих новых гостей и увидел высокого ростом Лузи в дорожном пальто и его товарища Сроли с торбой на двух лямках за плечами, Иехиел проникся к ним уважением. Он не стал ждать, пока к нему обратятся с обычной нищенской просьбой — разрешить им переночевать, а потер ладонями о ватные свои штаны и только потом поздоровался со Сроли, сунув ему руку. Хозяин вдруг почувствовал, что ему не только не придется трудиться даром и предоставлять этим путникам бесплатный ночлег, но, более того, он при желании сможет заработать на этих состоятельных постояльцах.
Сроли положил торбу на скамью. Покончив с церемонией приветствий, Иехиел собрался задать свои обычные вопросы: куда направляются путники и откуда они прибыли, — но Сроли предупредил его другим вопросом: что имеется из еды и питья и найдется ли для них двоих, для него и для Лузи, отдельная комната, где они могли бы пробыть столько времени, сколько им понадобится.
— Найдется, — ответил Иехиел.
Наступил вечер. Сквозь маленькие крестьянские окошки слабо проникали последние лучи заходящего за лесом солнца. Согбенная старушка, прислуга, вошла в дом с двумя ведрами воды, колыхавшимися на изогнутом коромысле. Прежде чем приступить к вечерним молитвам, Лузи и Сроли вымыли руки. В корчме зажгли коптилку, так как наружного света уже не хватало для освещения углов. Для новых гостей стол накрыли скатертью из грубого полотна, поставили стеклянную солонку, положили оловянные ложки и вилки и подали то, что заказал Сроли: ржаной хлеб, домашнее печенье и молоко.
Сначала корчмарь издали наблюдал за тем, как держался Лузи во время молитвы, а потом, за столом, уважение его к нему возросло. Перед сном Иехиел вышел на улицу и увидел Лузи, который стоял за оградой двора, глубоко задумавшись и обратив лицо к небу. Иехиел не понял, чего этот странный гость ищет или надеется найти в обыкновенном ночном деревенском небе.
Почтительное отношение хозяина к гостям не уменьшилось и на следующее утро, когда Лузи и Сроли после молитвы стали собираться в дорогу. Напротив, именно тогда, когда Лузи и Сроли должны были уходить и Сроли хотел расплатиться за еду и ночлег, Иехиел отказался взять деньги, как не взял бы их у известного праведника, если бы тот проездом остановился у него. Мало того, перед тем как распрощаться, он попросил у Лузи благословения, словно тот был настоящим праведником, — так делают жители сел, которые просят, чтобы праведник помолился за благополучный отел коровы или за то, чтобы лошадь не пала и чтобы дела в корчме шли хорошо.
Лузи исполнил просьбу Иехиела — поначалу с неловкостью, но потом с добродушной улыбкой мудреца, видящего перед собою мхом заросшего сельского жителя, верующего в то, во что верить не полагается. Распрощавшись с хозяином корчмы, Лузи и Сроли двинулись лесом дальше, вперед. Через несколько часов они дошли до опушки и увидели перед собою маленький заспанный поселок, состоявший из одной только улицы, по обе стороны которой тянулись дома. В поселке царила такая же тишина, как и в лесу, из которого они только что вышли. Лузи захотелось побыть здесь подольше. Они сняли жилье, и Лузи провел несколько дней в местной синагоге: утром за молитвой, а затем — за чтением фолиантов, как обычно. Потом они со Сроли снова отправились в путь и шли мимо городишек, существовавших со времен Богдана Хмельницкого, — таких, как Звиль, Корец, Анополь, Заславль.