Но разве только стыд я буду испытывать, когда Настя скажет: «Не думала я, Андрюша, что ты так скоро забудешь Нину».
Мать с грустной улыбкой выслушала меня.
— Я с Настей поговорю, — пообещала она. — Только ты мне правду скажи, сынок: что у тебя с Наташей? Может, ты ей все-таки заморочил голову?
— Не до Наташи мне!
— Ну, ладно, не расстраивайся…
И все же мать лукавила:
— Одного только я не пойму: с чего это Наташе захотелось нашу хату отстраивать?
— Да при чем тут она?
— Я и сама не знаю при чем? А только она первая заговорила, что пора нашу хату восстановить. Когда я оказала, что о своей хате в последнюю очередь подумаю, она аж расплакалась. — Мать остановила на мне многозначительный взгляд. — Так неужто она к тебе равнодушная?
Я, кажется, чересчур погорячился: сказал, что мне нет никакого дела до этого… Важно, что я лично отношусь к Наташе просто, как к товарищу. Мы — комсомольцы! Вот и все, что нас связывает…
Не знаю, чем закончился бы этот разговор; если бы мать не отвлеклась. Но именно в то время, когда мы с ней говорили о Наташе, почтальон принес телеграмму. Я несколько раз подряд перечитывал вслух три строчки, стараясь понять, о каком «пополнении» семьи телеграфирует Максим:
«СРОЧНО ПРИГОТОВЬТЕ ПОМЕЩЕНИЕ ПОПРОСТОРНЕЕ. СЕМЬЯ НАША ПОПОЛНЯЕТСЯ. ЕДЕМ СОРОКИ. ЦЕЛУЮ. МАКСИМ».
— Может, Клава там второго ребенка родила, — высказала догадку мать. — Софья-то разрешилась, когда Степан уже воевал на фронте… Такое и с Клавой могло случиться. Мне бы внучку… — прибавила мать улыбаясь.
— А я и против третьего племянника не возражаю, — подхватил я шутку. — Но ведь и близнецы бывают, как, например, у жены Полевого. Хорошо бы… девочку и еще одного мальчика… А? Вот здорово будет, если Максим с Клавой привезут нам целый выводок.
— Такое скажешь…
Это не был упрек, — таким восклицанием мать выразила радость по поводу того, что семья «пополняется». С этой минуты мы с ней совсем воспрянули духом. Шутка сказать: в Сороки возвращается агроном, а с ним его жена — учительница, и целый «выводок» детей… И колхозу, и семье председателя явно повезло… Да, мать не скрывала радости, но вместе с тем и печаль свою не могла утаить.
— А такая, как Анна, и не заглянет к нам нынче. Хоть бы внука показала, какой он вырос? Скоро небось школяром станет.
Я не мог согласиться с матерью; я сказал уверенно:
— Уж кто-кто, а наша Анна непременно вернется в Сороки.
— Нужны ей наши Сороки, коли Романа нет, — сдавленным голосом возразила мать. — Анна — отрезанный ломоть.
Не было никакого смысла спорить, тем более что каждое упоминание о Петре или Романе причиняло страшную боль и матери, и мне. Я, конечно, хотел видеть Клавдию, но, право же, если бы она почему-либо не вернулась в Сороки, это не было бы для меня лично большим горем. Что-то мне не нравилось в ней. А вот Анну… Анну мне будет жалко, как родную сестру. У меня так сжалось сердце, когда мать сказала, что она — отрезанный ломоть. Я подумал, что надо во что бы то ни стало разыскать Анну, уговорить, чтобы она вернулась в Сороки. Как же мы будем жить без нее?
Мать совершенно неожиданно рассмеялась:
— Хорошо, что самая младшая невестка за нашу хату берется. Может, и отстроит, пока «пополнение» прибудет… Она у тебя бедовая!
— Мама!
— Не петушись, сынок, — ласково сказала мать, потеребив мне чуб, как мальчику. — Я же шучу…
Да, мать шутила, но Наташа-то всерьез приступила к восстановлению нашей хаты. Она вместе с Гришей и Степой занялась заготовкой глины и камыша. Откуда они приносили камыш — один бог ведает. Но как бы там ни было, спустя несколько дней весь наш двор был завален этим «строительным материалом».
Наташа, я и Степа сооружали крышу. Гриша командовал, сидя посреди двора на досках, приготовленных для оконных рам и дверей. Затем стал плотничать…
Солнце уже основательно пригревало. Мы — потные, запыленные, но необычайно веселые — крыли камышом хату. Ветер развевал сухие султаны. Колхозницы останавливались на улице, чтобы полюбоваться такой дружной командой. Степа орал, поглядывая с крыши на «плотника»:
— У меня не ершит?
Он волновался потому, что Гриша, делая оконные рамы, все же отрывался на минуту, чтобы взглянуть на тех, кто мастерил крышу, и крикнуть предостерегающе: «Эгей, поменьше делайте ершей!»
Тетка Варвара забежала к нам на минутку и похвалила Наташу, начавшую особенно старательно прилаживать камышовые снопики к стропилам. Но тут же она сказала такое, что я чуть было не свалился с крыши: