— Ах ты, крот…
Это прозвучало, как похвала.
Я сказал Косте:
— Пойдем выроем яму.
Хотелось увести его из землянки. Ведь мы мешали Полевому. Может быть, он хотел поговорить с женой по душам… сынков приласкать… А мы торчали перед глазами, как болваны.
Костя покинул землянку неохотно. Ему хотелось о чем-то побеседовать с командиром.
XX
В течение двух дней строили мы подземный «минный склад». Наконец все было готово. Я с нетерпением ожидал командира. Как только он одобрит наше «сооружение», можно будет освободить землянку от «адских машин».
Рано утром я спрятался в кустах, чтобы кое-что записать в дневник. Костя не заметил моего ухода. Боясь слежки, я обычно набрасывал на свою постель одеяло так, чтобы ему казалось, что я еще сплю. Лежа в кустарнике, я писал… Внезапно раздался грохот. Воздушной волной отбросило меня на край огромного оврага. Острая боль привела меня в сознание. Я весь был исцарапан.
С ужасом подумал я о жене командира, о близнецах, о Косте… Неужели они погибли?
Невозможно описать страшную яму, которая образовалась там, где была землянка. Я боялся заглянуть в нее. После гибели Нины я не мог смотреть на остатки человеческих тел.
Но что же могло случиться?
Как я проклинал себя, что не догадался отнести мины куда-нибудь подальше от землянки… Ведь мы могли сложить их в новом помещении. Полевой после осмотрел бы склад…
Я плакал, ища свою тетрадь, чтобы поведать ей о своем страшном горе. Вдруг послышался испуганный крик Кости:
— Андрей!.. Андрей… Ты?..
Он шел мне навстречу — бледный, трясущийся. Все лицо его передергивалось, колени ходили так, будто он пританцовывал. Кажется, он больше всего испугался оттого, что я невредим. В это мгновение я подумал, что это он взорвал землянку. Он, наверное, решил, что я погиб. Сам он отсиживался где-нибудь в сторонке и теперь пришел проверить результаты своей работы. Да, он был чист и опрятен, как никогда; он успел даже надеть мою голубую сатиновую рубаху. У него на руках не было ни пылинки.
Я обдумывал, что делать, как вдруг Костя спросил:
— Как же ты уцелел?
Я готов был убить его на месте.
— А ты думал, что я готов, да? Рад был похоронить меня. Ну, пойдем к Полевому; там узнаешь, как я уцелел.
Я решил так: если Костя станет упираться, пригрожу ему гранатой (у меня в нескольких местах на всякий случай гранаты спрятаны). Костя удивленно спросил:
— Ты хочешь пойти со мной?
— Вместе пойдем.
— А я советую тебе скрыться, пока Полевого нет.
— Почему?
— Потому… Он ведь знает, что это твоя вина. Сколько раз я говорил тебе: не трогай мин. При Полевом предупреждал тебя. Не послушался…
Теперь я понял, почему Костя в присутствии командира заговорил о минах… Почему он требовал, чтобы я не трогал мин до прихода Полевого…
Он думал, что я струшу. Но я решил идти к командиру. Я научился смотреть правде в глаза. Да и поверит ли Полевой Косте? Ну, а если он найдет, что я виноват, пусть расстреляет меня.
Я решительно сказал:
— Пойдем к Полевому, он умный, разберется.
Костя замялся. Я, кажется, застал его врасплох. Он не думал, что я так решителен. Ему нужно было выиграть время, чтобы обдумать свое положение. Он сказал:
— Хорошо, пойдем к Полевому. Только я сначала разведаю, нет ли где-нибудь немцев поблизости. После такого взрыва они могут нагрянуть и сцапать нас. Жди меня здесь.
Он явно хитрил. Черт с ним! Я даже рад, что он ушел. Мне еще многое нужно записать в свою тетрадь…
И вот я пишу последние строки. (Может быть, и в самом деле последние?) Я не могу взять эту тетрадь с собой. Мало ли что может случиться в пути.
Через несколько минут я спрячу ее в условленном месте, в излучине реки. По правде сказать, очень грустно мне расставаться с ней.
Я достал две гранаты на всякий случай… Вот вернется Костя, к мы пойдем…
Еще несколько строк, и «летопись окончена моя». Ах, дурень, дурень… У тебя даже руки дрожат. Нет, к черту эти глупые мысли. Я должен жить. Я буду жить!
Опять вспоминается Пушкин:
«Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
Оно надо мной — яркое, теплое солнце. Даже желтая листва излучает свет. Кажется, вся земля пропитана им. И не верится, что гитлеровцы все еще поганят нашу землю…
Надо тетрадь спрятать. Спрячу ее и, пока Костя придет, буду любоваться солнечным светом.
Еще несколько строк: друзья мои, кто найдет эту тетрадь, передайте ее матери… В последнюю свою минуту я буду думать о родине и о ней. Для меня это нечто одно — большое, яркое, дорогое, как солнце.