Рассеянно отвечая на вопросы встречных и на ходу всовывая кому-нибудь из них газету в руки, Керекеша побежал к колхозной конторе. Войдя в комнату, где находились счетоводы, почтальон торопливо спросил:
— Где Катерина Петровна? Ей письмецо от сына.
У него был такой радостный вид, будто он сам по меньшей мере друг человека, приславшего письмо.
Дверь председательского кабинета распахнулась, и на пороге показалась Катерина Петровна, все еще продолжавшая с кем-то спорить. Увидев радостное лицо почтальона, она забыла о споре и, почти выхватив у него письмо, прижала на мгновение конверт к щеке; она глядела куда-то в пространство широко открытыми глазами. Дрожащими пальцами разрывала она конверт, ища глазами, где бы сесть так, чтобы ей никто не мешал. Седенький плешивый счетовод, сидевший обычно в углу между шкафом и столиком, любезно предложил ей стул.
Вынув из конверта квадратный листок бумаги, Катерина Петровна так разволновалась, что целую минуту не могла читать. Руки ее все еще дрожали. Счетовод и случайно вошедшие в комнату колхозницы смотрели на нее радостными глазами: все ведь понимали, что переживала эта седая женщина, мать пятерых сыновей, как ждала она писем.
Катерина Петровна подняла голову, увидела напряженные взгляды присутствующих и, молодея от счастья, шутливо проворчала:
— Ой, да не мешайте же вы мне!..
Старый счетовод, улыбаясь, заставил окружающих заняться делом, чтобы не мешать Катерине Петровне, и сам начал перебирать лежавшие на столе бумаги, хотя по всему было видно, что мысли его заняты чем-то другим.
В комнате стало тихо, слышалось только учащенное дыхание почтальона, старательно вытиравшего платком потное лицо. Внезапно послышался глухой стук — все обернулись и увидели упавшую на стол серебряную голову Катерины Петровны. Старый счетовод, не зная, чем помочь, схватил стоявший на столе графин, но, убедившись, что в нем нет воды, сокрушенно вздохнул. Катерина Петровна подняла голову, поглядела на всех невидящими глазами и, пошатываясь, вышла из комнаты.
На столе остался забытый ею белый квадратный листик, из которого все узнали, что танкист Петр Наливайко никогда не вернется к своей старой матери — он погиб на фронте смертью героя…
VII
Вечером того же дня Ворона пригласил к себе Керекешу и, сверх ожидания, дал ему полстакана водки, поджарил яичницу с салом на закуску, положил целую буханку хлеба на стол. Это удивило почтальона, так как обычно он закусывал огурцами или солеными помидорами, а хлеба получал не больше одного куска.
Еще больше удивился Керекеша, увидев тарелку с мочеными яблоками и блюдечко с конфетами и белыми сухариками. Казалось, Ворона решил устроить пиршество, выставив все, чем только сам располагал.
Выпив водку, проголодавшийся Керекеша жадно хватал то огурец, то яблоко, то конфету; затем, видя, что хозяин не проявляет прежней скупости, придвинул к себе сковородку с яичницей и торопливо проглотил пять желтых глазков, словно боялся, что Ворона заберет у него яичницу из-под носа.
Ворона печально глядел на гостя и, казалось, не видел его. Мысли хозяина были заняты чем-то посторонним. Скользнув взглядом по столу, он потянулся к графину, налил Керекеше еще полстакана, затем вылил себе остальное в чашку, молчаливо чокнулся и выпил. Он не закусывал. Постепенно лицо его покраснело, седые брови сдвинулись…
Керекеша все еще удивленно поглядывал на хозяина; он не узнавал этого человека и совсем растерялся, когда увидел на глазах Вороны слезы. Тот плакал, как мальчик, размазывая слезы по лицу. Затем положил руки на стол, прижался к ним мокрым от слез лицом и зарыдал.
Керекеша вскочил и, продолжая жевать, испуганно склонился над плачущим хозяином. Он не знал, что говорить, что делать. Нерешительно положив руку на вздрагивающее плечо Вороны, почтальон думал о его странном характере. Керекеша считал Ворону сильным человеком и никак не думал, что он способен так расплакаться.
Не поднимая головы, Ворона прошептал:
— Тяжкий сон, брат, приснился… Кошмар…
— Сон? — удивился Керекеша. — Мне каждую ночь фашистские танки снятся. Вот это ужас! Будто лежу в окопе, а тут как загудит… залязгает… Рррраз — и… Господи боже мой… Я, когда проснусь, так с ума схожу… — Помолчав, Керекеша спросил: — А вам что снилось?
— Кошмар, — всхлипывая, прошептал Ворона. — Сынок у меня был… Костя… Ну, вроде уже и… нет его… нет…