— Кто говорит?
— Все.
Степан вскочил: он готов был бежать, но сам еще не знал куда. Софья задержала его у самого порога:
— Куда ты?
— Я им всем языки поотрываю.
— Кому?
— Кто болтает… Ты же знаешь, что я спорил с Сидором Захарычем. Но разве твоего батьку переспоришь!
— Я знаю, а другие не знают.
— Так пускай все знают.
— Не кипи, Степа.
Софья прижалась к Степану.
Минуту стояли они обнявшись — неподвижные, замершие от счастья. Слышно было, как у Степана на руке тикают часы. И вдруг Софья сказала:
— Знаешь что, Степочка, нам ведь все равно разлучиться придется…
— Придется, — как эхо отозвался Степан.
— Зачем тянуть? Все равно… война… Ты бы сходил в военкомат… Пускай посылают тебя куда нужно. Так будет лучше… И пускай все знают…
Софья не договорила и заплакала. Степан глухо сказал:
— Я сам думал через неделю-две идти. А не говорил потому, что жалко было тебя расстраивать.
— Все равно, Степочка… Не миновать нам этого.
В тот же вечер они твердо решили: Степан утром пойдет в военкомат, и пусть там решают его судьбу.
Они не зажигали огня и, казалось, потеряли счет времени. Наконец Софья сделала над собой усилие и сказала:
— Скоро батько придет, надо свет зажечь.
— Мне пора уходить, — сказал Степан и начал прощаться.
Он думал, что больше не увидит Софью, но ни слова не, сказал об этом. Софья не плакала, и только в ту минуту, когда он уже промелькнул, как тень, мимо окоп, она повалилась, на диван, который, казалось, все еще сохранял его тепло, и разрыдалась. И так плакала, что не слышала, когда в дверь постучался отец.
XII
Утром Степан быстро сложил свои вещи в рюкзак и только тогда сказал матери, что его вызывают в военкомат.
Мать смотрела на него недоверчиво; ей казалось; что он шутит. Когда же увидела, что он всерьез прощается и уходит, загородила ему дорогу:
— Постой, Степочка, я сбегаю к председателю, он тебе опять отсрочку выхлопочет.
— Нет, мама, теперь мне никакая отсрочка не нужна. Пришла моя очередь. А вы не горюйте, со мной ничего не случится. Я буду за такой броней, что мне никакие пушки не страшны. Вообще все будет хорошо. Вы, мама, только Софью не забывайте, она для меня теперь все равно что жена.
Стоя уже на пороге, Степан подумал и прибавил:
— Вы бы, мама, перебрались к Софье или к себе взяли бы ее… Вам же веселее будет.
Мать замахала руками:
— Что ты, Степочка, а люди что скажут! Вы хоть бы свадьбу справили.
— Война, мама… не до свадьбы теперь. Вернусь — тогда свадьбу сыграем.
Мать так ошеломили слова сына, что она долго стояла, размышляя; между тем Степан окинул взглядом комнату, в которой поселился в день приезда в «Луч», кивнул на прощание матери и ушел.
Вначале он хотел сразу явиться в военкомат, оформиться, а затем уже отпроситься на час и зайти в правление колхоза. Но потом решил, что лучше предупредить Сидора Захаровича, чтобы больше не возвращаться в колхоз и не расстраиваться.
Он зашел в контору в тот момент, когда Сидор Захарович «распекал» Катерину Петровну за то, что у нее в бригаде все еще не закончена подготовка к уборке урожая. Она сидела молча у стола. Лицо у нее было пунцовое, глаза злые; правая рука теребила скатерть. Сидор Захарович стоял за столом и говорил спокойно, но каждая его фраза была крепка, как удар молота.
— Можешь злиться на меня, но подготовку надо закончить вовремя. Мыслимое ли дело: бригадир дуется на председателя, а работа тормозится.
— Я не дуюсь ни на тебя, ни на твоего зятя, — сказала Катерина Петровна.
— Он такой же мой зять, как твой кум. А к уборке надо готовиться. Понятно?
— У меня же все готово.
— А цепы?
— Опять цепы. Ты хоть бы не срамил колхоза. Когда это мы цепами молотили?
— Если припечет, будем молотить и цепами и руками. Главное — вовремя хлеб обмолотить и государству сдать.
— Сдадим, — уверенно ответила Катерина Петровна и вдруг заметила стоявшего на пороге Степана.
Он молча слушал и улыбался. По лицу, по рюкзаку, висевшему у него за спиной, Катерина Петровна догадалась, что Степан уходит в военкомат. Она взволнованно вскочила, и все остальные также заметили механика. Он снял фуражку и поклонился:
— До свидания, граждане. Ухожу в армию.
Сидор Захарович скрутил цигарку, но не закурил; глядя на Степана, он спокойно сказал:
— Что это за драмкружок? Делать тебе нечего?
Степан серьезно возразил:
— С конной молотилкой и цепами вы здесь без меня справитесь, а на фронте танкисты нужны. Вот… на смену Петру пойду.