— Врешь.
— Вот тебе и раз… Давай лучше выпьем…
— Нет, — решительно возразила Марья Семеновна. — Так поговорим… без чарочки… Ты у меня, голубчик, на подозрении…
— Умом тронулась…
Марья Семеновна продолжала, не спуская глаз с его лица:
— А для чего ты Керекешу к себе заманиваешь?..
Ворона побледнел, встал:
— Это уже нахальство…
— Что? Ты сядь, я с тобой еще поговорю…
— Если муж тебя не бил, так ты теперь пожалей свои кости, — отчеканил Ворона.
— Правды боишься?
— Надоела ты мне! — крикнул Ворона и, не прощаясь, выскочил на улицу.
Марья Семеновна вышла на крыльцо, посмотрела ему вслед. В сумерках фигура этого человека чем-то напомнила ей мужа. В глазах защекотало, сердце подступило к горлу. Она с трудом переступила порог и села на первый попавшийся стул. Голова кружилась, в глазах темнело. Внезапно она вспомнила Катерину Петровну и с усилием выпрямилась, упрямо посмотрела на фотографию мужа. Сказала вслух:
— Чуть не променяла на этого турка… Эх, баба…
Опять послышались шаги у крыльца. Она вздрогнула: не вернулся ли Ворона? Уж теперь она и кулаками может его выпроводить…
К ней стучался сын Катерины Петровны. Марью Семеновну ошеломило это. Наверное, он видел, как Ворона уходил от нее. Бог знает что подумает…
Едва переступив порог, Максим спросил:
— Непрошеных гостей принимаете?
— Входите, дорогим гостем будете, — с искренним радушием произнесла Марья Семеновна.
Она усадила его за стол и потянулась было к самовару. Максим сказал:
— Чаевать будем после… При электричестве…
Марья Семеновна не понимала его. Она пожала плечами, когда он начал вдруг вывинчивать серую от пыли электрическую лампочку. Повертев лампочку в руках, Максим сказал:
— Целая и невредимая. А проводка исправна?
— У нас только движок из строя выбыл.
— Знаю. А почему Степан Стародуб не отремонтировал его?
Марья Семеновна немного сконфузилась:
— Не в том дело… По правде сказать, он как раз перед отъездом наладил его. Но кто ж будет у нас светить? Да и горючее нынче на вес золота. Подождем, пока война кончится…
— А мне хочется колхозникам праздник устроить, — сказал Максим. — Как только я у Софьи узнал про движок, так и взбрела в голову эта фантазия. Поглупел на фронте, правда? Впрочем, вы же и раньше меня не знали…
— Вы славный, — тихо, сдерживая слезы, проговорила Марья Семеновна.
Максим отказался от чая, и они тут же направились к колхозной водокачке, где стоял движок. Через полчаса Максим и Софья начали налаживать движок и динамо-машину, а Марья Семеновна занялась проверкой лампочек. В домах все было исправно, оставалось только получше затемнить окна. Затем надо было заглянуть в конюшню, в коровник.
Она вытирала тряпкой серые стеклянные шары, когда на пороге коровника показалась плотная фигура скотника.
— О, и ты тут? — воскликнул Ворона, делая вид, что он обрадовался, увидев Марью Семеновну. — Дай тряпку, я сам это сделаю…
— Лучше навоз выбрось, а то смрад такой, что дышать невозможно. Раньше у нас этого не было…
— Да я же стараюсь, Марья…
Неожиданно вошел Максим. Он искал Марью Семеновну, чтобы предупредить ее, что Софья готова включить ток. Марья Семеновна радостно проговорила:
— Милые вы мои… Да я же еще и лампочки не повытирала…
Максим, только сейчас заметив Ворону в глубине коровника, воскликнул:
— А, земляк! Я как раз и тебя хотел видеть, Александр Иванович. Дело есть… Важное дело есть…
— Что еще там?
— Могу и при свидетеле спросить. Так даже лучше. Я хотел спросить тебя, Александр Иванович: не приходилось ли тебе, по нечаянности, за мою маму расписываться?
— Где… расписываться?
Электричество загорелось так неожиданно, что Ворона невольно вздрогнул. Обычно краснощекое лицо его стало вдруг белым, как у мертвеца. Он продолжал смотреть в сторону Максима, но глаза его бегали, мигали; взгляд их никак не мог задержаться на чем-нибудь. Марья Семеновна пристально, не моргая, смотрела на него. И вдруг сказала решительно:
— Сейчас я Керекешу позову.
Она быстро вышла. Ворона, усмехаясь, поднял с пола выпавшую у него из рук лопату.
— Все вы тут подурели… — Взглянув на помигивающую над головой электрическую лампочку, он с озабоченным видом проговорил: — Пока Софья коровник освещает, надо навоз убрать. Днем тут невозможно управиться. День-то короткий…