Однако ему скоро пришлось разочароваться. Попав в горсовет, он долго рылся в списках эвакуированных, нервничал, бранился по поводу того, что в списках нельзя было ничего понять. Он уже собрался уходить, когда, еще раз заглянув в серый потертый список, скорее угадал, чем прочел, знакомую фамилию. Рядом стояла едва заметная буква «А» и странное слово: «Кара-Курган». Дрожа от волнения, Максим подошел к окну, чтобы лучше разглядеть карандашную запись. Не было сомнения: это описка. Вместо украинской фамилии «Наливайко» написано какое-то бессмысленное слово. Но кто же это мог быть? Анна? Какая глупость может забрести в голову Максиму! Разве мало однофамильцев? «А что, если это Андрей? — подумал Максим. — Может быть, раненого вывезли в тыл?.. Может быть, он находился здесь в госпитале? Какой вздор! Это же списки эвакуированных. Сюда не могло попасть имя Андрея. Но может быть, действительно Анна?»
Вдруг новая мысль пришла в голову Максиму: «А что, если это не «А», а «Л»? Леня, Леонид. Сын».
Вечером Максим разыскал дом, в котором жила семья Вершинина. Он очень устал за день, и ему хотелось хотя бы посидеть где-нибудь спокойно, выпить стакан кипятку.
Из темного коридора он попал в маленькую чистую комнатушку. У окна стояла большая кровать; напротив, у стены, маленький столик, покрытый белой скатертью; в углу этажерка с книгами. Мальчик лет десяти сидел возле этажерки, навалившись всей грудью на стол. Он решал задачи, хмуря брови и шепотом повторяя цифры. В другом углу, у плиты, сидела женщина, которую Максим уже видел на вокзале. В одной руке она держала недовязанный шерстяной носок, другой подбрасывала в печку мелкий саксаул. Она с любопытством поглядела на вошедшего человека и вдруг поднялась:
— Это вы, наверное, ищете жену?
— Я, — ответил Максим, испытывая смущение перед озабоченной женщиной.
Мальчик подал ему стул.
В комнате стоял запах жареного картофеля, на плите тихо шумел чайник. Все было так просто и обычно. Только странное топливо — саксаул, похожий на обломки оленьих рогов, напоминал о том, что Максим находится за тысячи километров от родных мест.
— Мы уже так наволновались из-за вас, — сказала чужая женщина, с укором глядя на гостя. — Григорий Иванович прямо рассердился на вас. Куда же вы делись там, на вокзале?
Не успел Максим ответить, как в дверях появился Вершинин. Снимая на ходу шинель, он сказал:
— Ну он и тютя…
— Гриша! — с укором сказала женщина. — Товарищ пришел.
Вершинин уже и сам заметил гостя. Пожимая ему руку, он строго сказал:
— А я его и в глаза отругаю. Точно. Ну, знакомьтесь с моей женой. — Лукаво подмигнув, Вершинин прибавил: — Моя Варвара Семеновна, наверно, не так хороша, как ваша жена, но тоже геройская женщина. Точно. Ну, где вы бродили?
— Горами любовался.
— Художник нашелся. А мы ждем-ждем…
— Картошка перестояла, — сказала Варвара Семеновна, — чайник третий раз вскипает.
— Что там чайник! — хмурился Вершинин. — Я у соседа достал двести грамм водки и от досады почти всю выпил. Может быть, с наперсток осталось. Ну, налей нам, Варвара Семеновна, чокнемся по древнему обычаю.
Максим чувствовал себя у Вершинина, как в родном доме. Он откровенно рассказывал о своей неудаче и не стыдился слез, невольно навернувшихся на глаза. Вершинин сказал назидательно:
— Не надо было ходить одному. Вместе пойдем и найдем все, что нужно. Точно.
— Не хотел вам мешать, — признался Максим, — вы столько времени семью не видели… А тут посторонний…
— Я уже дома, а вы еще не знаете даже, где ваша семья, — с нарочитой грубоватостью в тоне проговорил Вершинин и передразнил Максима: —«Посторонний»…
Спал гость на хозяйской кровати. Вершинин и Варвара Семеновна ушли к соседям и вернулись только рано утром. Завтракая, Максим думал о том счастливом дне, когда он сможет позвать к себе в гости своих новых друзей. После завтрака он вместе с Вершининым отправился в город.
С видом хозяина Вершинин рассматривал списки эвакуированных, бранил сотрудников, однако и ему ничего не удалось выяснить.
— Придется в Кара-Курган писать, — сказал он со вздохом. — А пока чем-нибудь займитесь. И не унывайте: раз жива — найдете. Точно. А чтоб скорее дело шло, я телеграмму дам.