Вершинин был уже занят разными делами. К нему приходили озабоченные люди, и он сам все время куда-то спешил. Он неоднократно предлагал Максиму работу, но тот не хотел себя связывать, чтобы всегда быть готовым к отъезду.
— В таком случае помогайте моей жене, — шутил Вершинин. — Она теплые носки для бойцов вяжет. А то и стряпать можете вместе…
Шутки, однако, не развлекали гостя. Он затосковал и каждый день с нетерпением ждал почтальона.
Однажды он вбежал в комнату с телеграммой в руках. Вслед за ним шел почтальон, сердито повторяя:
— Гражданин, надо расписаться… Надо расписаться, говорю…
Максим отмахнулся и прочел телеграмму вслух:
— «Наливайко был нашем районе, наводим справки, подробно ответим письмом. Секретарь райсовета Кенжебаев».
— Еду! — кричал Максим, показывая телеграмму Вершинину.
— Сначала распишитесь, — упрямо сказал почтальон.
Вершинин расписался за обалдевшего от радости гостя и рассудительно сказал:
— Надо дождаться точного и обстоятельного ответа.
— Не могу больше ждать, — сказал Максим, снова и снова перечитывая телеграмму.
— Не торопитесь, — сказал Вершинин. — Побудьте у меня.
Максим упрямо мотал головой:
— Не могу ждать. Пока мне точно ответят, я весь Казахстан пешком обойду.
Вершинин не настаивал. Он понял, что уговорить Максима невозможно. И, лукаво подмигнув Варваре Семеновне, сказал:
— Должно быть, и любит же тебя жена, такого… Я вот, старый семьянин, и то не спешил так домой. Ну, желаю удачи!
Вечером они по-братски расцеловались, и Максим уехал.
IV
Обходя пассажиров, спешивших с дымящимися котелками и чайниками к вагонам, Максим окинул беглым взглядом станционное здание с вывеской «Кара-Курган» и выбрался на привокзальную площадь. Поглядев на тополя, торчавшие у белых домиков, — точь-в-точь, как на Украине! — он вслух произнес:
— Вот тебе и Казахстан.
Было приятно видеть этот обыкновенный, будто с детства знакомый пейзаж. Казалось, стоит свернуть за угол, и за железнодорожной посадкой покажется родное село Сороки… Белое здание школы… Дом, в котором живет Клавдия… И вот уже малыш смотрит на незнакомого человека, которого мама называет его отцом.
Фантазируя, Максим вынул из кармана телеграмму, собираясь зайти в райсовет. Вдруг ему пришло в голову, что Клавдия живет где-нибудь поблизости. Она учительница, следует в первую очередь побывать в отделе народного образования. Может быть, Клавдия работает в одной из местных школ?..
Разыскав низенький домик с серым деревянным крыльцом, над которым висела вывеска с надписью «Кара-Курганский районо», Максим постучал в дверь. Сердце его замерло: что, если он здесь встретит Клавдию? Ведь она бывает, наверное, в районо.
На стене большой комнаты висела зеленая картина с плоским изображением дворца и кипарисов. На потертом диване сидели две учительницы: одна из них упаковывала детские ботиночки, другая рассматривала новенькие учебники с голубыми обложками. Из-за стола поднялась маленькая женщина в черном пальто и меховой шапочке, одетой набекрень. Были у нее розовые щеки, толстые детские губы, и вся она казалась почти девочкой. Но серые глаза глядели строго, а морщинки под глазами старили ее лицо. Она спросила, окидывая взглядом незнакомого человека с чемоданом и костылем:
— Вы к кому, товарищ?
— Могу и к вам, — сказал Максим.
— Садитесь. Я Глазухина. Если вам нужна работа, вы попали по адресу. — Глазухина улыбнулась и скороговоркой спросила: — Математик, литератор, историк?
— Агроном, — ответил Максим. — И биологию читал… Дарвинизм могу…
— Марья Андреевна, — обратилась Глазухина к пожилой учительнице, рассматривавшей учебники. — Я вам биолога нашла. Знакомьтесь.
Учительницы оживились. Максим шутливо замахал руками:
— Что вы меня уже сватаете, я еще вдоволь не нагулялся…
Спустя несколько минут они уже беседовали, как старые знакомые. Максим рассказывал свою историю. Глазухина рылась в каких-то списках. И вдруг почти закричала:
— Вот… Кл. Наливайко… Значится по седьмой школе. Это школа при корейском колхозе. Сейчас я позвоню в «Красный путь», вызову ее к телефону.
Пока Глазухииа вертела ручку старого телефонного аппарата и кого-то убеждала, что ей срочно нужен колхоз «Красный путь», Максим не находил себе места: он взволнованно ковылял по комнате, гремя костылем, потирал руки, ерошил короткие волосы. Он почти не слышал, о чем говорила Глазухина, и когда она наконец объявила, что в два часа Клавдия будет у телефона, Максим побледнел и ухватился рукой за стол, чтобы удержать равновесие.