В 1818 году второй великий предатель, на чью долю из всего клана выпал самый продолжительный успех, «Высокий и могущественный принц и повелитель Карл XIV Юхан», по-прежнему щеголявший своей якобинской татуировкой, был коронован в Стокгольме королем Швеции, готов и вандалов со всеми полагающимися по этому поводу торжественными ритуалами лютеранской церкви. За этой коронацией последовала вторая, в Христиании (Осло), и Бернадот стал хозяином своего второго королевства, Норвегии. Небольшая, но шумная группа шведских легитимистов громко выражала свое негодование по поводу события, ставшего в их глазах «узурпацией трона» этим проклятым французишкой», так как они хранили верность юному Вазе, который по праву являлся законным наследником. Сэр Вальтер Скотт был весьма растроган, встретившись с юношей, который представлялся ему шведским вариантом принца Чарли. Либералы вскоре тоже получили основательный повод невзлюбить Бернадота. Тем не менее, хотя Карл Юхан так и не выучил языка своих подданных и постоянно подвергался бичеванию справа и слева, ему удалось сохранить шведскую корону до 1844 года, когда он скончался от удара.
Королева Дезидерия, присоединившаяся к нему за двадцать лет до этого, прожила в Стокгольме до глубокой старости. Их сын Оскар, названный когда-то по просьбе Наполеона в честь героя оссиановской поэмы, сменил на троне отца, не встретив никакого сопротивления. Внуку Оскара выпала честь взять в жены последнюю наследницу семейства Ваза (по отцовской линии нынешний принц Уэльский является потомком как Бернадота, так и Евгения де Богарне).
Элиза, эта предательница меньшего масштаба, теперь именовавшаяся графиней де Кампиньяно, превратилась в на редкость беспокойную «пленницу» в Брюнне (Брно). Услышав, что австрийский губернатор Тосканы распродал ее лошадей, она принялась жаловаться, написав Меттерниху, что смеет надеяться, императору Францу известно об этом Беспрестанно досаждая жалобами и требованиями, в 1819 году она все таки добилась для себя от австрийцев ежегодной пенсии в 300 тысяч франков. Ее просьба после «Ста дней» получить разрешение присоединиться к Наполеону на Святой Елене, вряд ли была искренней, так как повторений не последовало. Элизе было отказано в просьбе позволить ей вернуться в Болонью или же поселиться в Равенне, как она того требовала. Элиза направилась в Триест, который, по мнению императора, был «одноглазой дырой». Там она приобрела себе прекрасный особняк на Кампо Марцио, а также виллу Вичентина у моря, где и воссоединилась с Баччиоки и своими двумя детьми. Здесь она покровительствовала художникам и театру, увлекалась любительскими спектаклями и даже приступила к раскопкам римского города Аквилеи. Ее отношения с Летицией, с которой она не виделась с 1810 года, оставались весьма натянутыми. Однако Элиза пришла в искренний восторг, когда Жером, занявший теперь в ее сердце после Люсьена место любимого брата, также обосновался в Триесте в 1819 году. Еще более обрадовалась она, когда по соседству поселилась Каролина. Странным дополнением к ее узкому кружку стал Фуше, приехавший в Триест в тот же год, что и Жером, и ставший ее неразлучным приятелем. Элиза сильно располнела и потеряла почти все волосы. Внешне она поразительно напоминала Наполеона в его последние годы. Ее супруг Баччиоки утешал себя тем, что спал с гувернанткой, но Элиза не обращала на это внимания. В июле 1820 года, посещая раскопки, расположенные среди болот Аквилеи, Элиза подхватила «гнилостную лихорадку» и через месяц скончалась В последующие годы Феличе Баччиоки возвел в ее честь монумент в церкви Сан-Петроне в Болонье. Там была изображена супружеская чета вместе с фигурой, символизирующей гения супружеской любви, что было не слишком удачным изобретением. «Князь Баччиоки», как он именовал себя, пережил Элизу на 20 лет и умер в Болонье в 1841 году.