К тому времени Люсьен уже скончался в Витербо. Его старость, по всей видимости, была самой счастливой из всех членов клана. Он оставил после себя большой выводок детей, некоторые из них оказались весьма неприятными личностями. Луи, тощий и вздорный калека, прикованный к инвалидной коляске, скончался во Флоренции шесть лет спустя, убитый горем, что французское правительство отказалось выпустить под залог из тюрьмы его сына Луи Наполеона, чтобы они могли попрощаться друг с другом. Луи превратился в неистового католика и в какой-то степени нашел утешение в религии. Гортензия, еще более благочестивая, скончалась от рака гораздо раньше, в 1837 году, в Аренберге. Ее болезнь была долгой и жестокой. Единственный из оставшихся в живых сын, Луи Наполеон, едва успел к смертному одру матери.
«Мадам мать», которую в последние годы поразила слепота, с присущим ей достоинством покинула этот мир в 1836 году. Люсьен и Жером ни на минуту не отходили от нее. Римские, карабинеры шипели вслед ее гробу, когда процессия двигалась по городским улицам, но они шипели на Бонапартов, а не на мать семейства. Летиция завещала свое сердце Корсике. Феш, который закрыл ей, глаза, последовал за ней в 1839 году. Телам Летиции и кардинала предстояло вернуться на их родной остров в 1851 году, при обстоятельствах, совершенно невообразимых в тридцатые годы. Брат и сестра нашли свое последнее успокоение в кафедральном соборе Аяччо, где до этого не раз проводили время в совместной молитве.
Будучи лишенным возможности завещать свою изумительную коллекцию живописи городу Лиону, как ему хотелось, Феш распродал ее на специально устроенных им аукционах, которые растянулись на целых пять лет, и в результате его картины оказались разбросанными по галереям Европы и Америки. Остатки он завещал для Аяччо, в дар семинарии, за исключением тысячи холстов, которым предстояло стать украшением города.
Что весьма для него характерно, Жозеф отправился в суд и сумел-таки отсудить себе большую часть этих полотен, но несмотря на это в музее Феша в Аяччо имеется достаточно картин, которые дают прекрасное представление о собрании, что по бесчисленным описаниям, являлось лучшей коллекцией холстов эпохи Возрождения вне Парижа.
Полина ушла в мир иной совсем рано, в 1825 году, скончавшись, подобно брату, от рака желудка. Благодаря вмешательству папы Льва XII, она примирилась со своим супругом Камилло в последние месяцы жизни, и он был у ее смертного одра во Флоренции. И хотя она умирала доброй католичкой, однако настояла на том, чтобы перед кончиной ее нарядили в лучшее платье, и даже потребовала зеркало, чтобы убедиться, что в свои сорок четыре года все еще красива. Рядом с ней были Камилло и Жером. В своем завещании эта чуждая всяких условностей «сестричка» продемонстрировала типичную для всех Бонапартов жажду власти. Она распорядилась, чтобы ее похоронили в семейной капелле Боргезе в церкви Санта-Мария-Маджоре в Риме, между двумя папами. Она также позаботилась о том, чтобы оставить каждому из юных членов клана, включая Бо в Америке, какую-нибудь мелочь. И пусть Полина в жизни была эксцентричной, избалованной шлюхой, однако нельзя отрицать, что ей были присущи и стиль, и щедрость. Камилло пережил ее на семь лет. Он так располнел, что казалось, будто его зашили в перину.