Эти последние строки заслуживают особого внимания. В глухую пору аракчеевщины Наполеон представлялся Пушкину человеком, связанным с борьбой за свободу. По сходным мотивам, как противопоставление Бурбонам и Меттерниху, Наполеона прославляли Байрон и Мицкевич, Стендаль и Беранже, Гейне и Лермонтов. Со временем голоса минувшей эпохи доходят до нас все приглушеннее, зато проверенные строгой мерой времени исторические явления и черты обретают свои истинные размеры; история каждому отводит свое место.
Советский историк Альберт Захарович Манфред размышляет: «Наполеон Бонапарт с этого дальнего расстояния предстает во всей своей противоречивости»[5]. И это именно так. Прежде всего Наполеон воспринимается как сын своего времени — переломной эпохи, эпохи перехода от старого, феодального мира к новому, идущему ему на смену буржуазному обществу. Его образ воплотил, все существовавшие противоречия той поры. Имя ассоциируется с безмерным честолюбием, с деспотической властью, с жестокими войнами, оно рождает в памяти ужасы Сарагосы, ограбление порабощенной Германии, вторжение в Россию. Но оно же напоминает о смелости и отваге, проявленных в сражениях при Монтенотте, Арколе, Лоди, о талантливом и дерзком государственном деятеле, нанесшем мощные удары по старой, феодальной Европе. Представляется вполне справедливым, что Наполеон был одним из самых выдающихся представителей буржуазии в пору, когда она была еще молодым, смелым, восходящим классом, что он наиболее полно воплотил все присущие ей тогда сильные черты и все свойственные ей даже на ранней стадии пороки и недостатки. В отличие от Е. В. Тарле, суждения А. З. Манфреда о Наполеоне несколько иные. Вот какой вывод делает он, Манфред: «Представляется вполне очевидным, что все наиболее значительные успехи Наполеона Бонапарта были достигнуты им на первом, начальном этапе его деятельности, когда он еще опирался на передовые социальные силы и когда главная выполняемая им роль на сцене европейской и мировой политики объективно была в той или иной мере прогрессивной. Тулон, Монтенотте, Лоди, Риволи, Маренго, даже Иена — сражения, навсегда прославившие его имя: то были удары огромной силы, наносимые старому, феодальному миру, его исторически реакционным учреждениям, рутинным взглядам, обветшалым концепциям и канонам. До тех пор, пока в действиях Наполеона Бонапарта, несмотря на возраставшие с каждым годом наслоения, элементы прогрессивного оставались преобладающими, удачи, победы сопутствовали ему. Когда же наполеоновские войны, полностью утратив свойственные им ранее, несмотря на их завоевательный характер, элементы прогрессивного, превратились в чисто захватнические, империалистические войны, несшие народам Европы порабощение и гнет, тогда ни личные дарования Наполеона, ни огромные усилия, прилагаемые им, не могли уже принести победу»[6].
Нужно сказать, что взлет и падение Наполеона были вполне закономерны. Он был сыном своего времени и запечатлел в своем образе черты своей эпохи. Все последующие деятели, претендовавшие на роль Наполеона, и это прозорливо отобразил в своей книге Д. Сьюард, мельчали, вырождались в злую пародию или карикатуру на образ, который они пытались имитировать. Чего только стоят претензии Наполеона III, племянника Наполеона Бонапарта, на европейское и мировое господство. В 1994 году мировая общественность отметила двухсотдвадцатипятилетие со дня рождения великого корсиканца: сотни книг и статей, конгрессы, конференции, телепередачи — и снова споры. Общественный интерес к человеку, полководцу, государственному деятелю давно минувшего времени по-прежнему велик. Одни проклинают Бонапарта, другие возносят его, третьи стараются найти объяснения противоречивости жизненного пути, столь непохожего на все остальные. Наполеон — это явление в истории, которое уже никогда и нигде не повторится, потому что уже никогда и нигде не будет той обстановки в мировой истории, какая сложилась во Франции и Европе в конце XVIII — начале XIX вв. Стендаль в предисловии к «Жизни Наполеона» писал: «Поскольку каждый имеет определенные суждения о Наполеоне, это жизнеописание никого не сможет удовлетворить полностью»[7].
Поэтому споры вокруг этой личности мирового масштаба продолжаются и будут продолжаться далее. Сколько людей, столько и мнений. Споры идут не только вокруг Наполеона, но и вокруг его окружения, его семьи. И здесь, конечно, Десмонд Сьюард отыскал уникальный, малоизвестный материал о братьях и сестрах, родителях и родственниках Наполеона. Он проследил их жизненный путь от самого рождения и до самой смерти. Каждому представителю бонапартовского клана он дал свою характеристику, в основном далеко для них нелицеприятную. Жозеф, Люсьен, Луи и Жером не только компрометировали своего великого брата, но и ни в коем случае не старались ему помогать укреплять империю. Став монархами Испании, Голландии, Вестфалии, итальянских государств, они стремились только обогащаться, прожигать жизнь в удовольствиях и роскоши. А когда пришел час оказать помощь императору, большинство из них стали на путь измены. Его сестры Каролина, Элиза и Полина, также получив в управление небольшие государства, посвятили свою жизнь безудержному разврату, о котором еще многие годы после их смерти шли непрекращавшиеся пересуды. Д. Сьюард правильно делает вывод о том, что их «деятельность» только приблизила крушение империи, с таким трудом созданной гением их брата. Несколько неожиданно автор книги подходит к характеристике некоторых исторических деятелей, а именно: Марии-Луизы, второй жены Наполеона, барона Нейпперга, Мюрата и др. В нашей литературе по данному вопросу устоялось суждение о Марии-Луизе как о бездушной, холодной особе, которая при первой возможности оставила императора и изменила ему с австрийским дипломатом, бароном Нейппергом, «темным проходимцем, злейшим врагом его (Наполеона) и многолетним шпионом»[8].