В ноябре 1796 года на итальянском фронте сложилась критическая обстановка Австрийцы изо всех сил пытались облегчить положение Вурмзера, который был вынужден искать убежища в Мантуе. Бонапарт на голову разбил его посреди болотистой местности вокруг Арколе. Главная задача заключалась в том, чтобы овладеть мостом Во время этой акции генерал, не выпуская из рук трехцветного знамени, вел за собой войска, но на ближних подступах к мосту, пробегая по кладкам над трясиной, свалился в канаву. Наполеон наверняка бы утонул, но Луи сумел вовремя его вытащить. Юноша уже успел отличиться, выполнив важное распоряжение брата: он проскакал под непрерывным вражеским огнем, неся с собой приказ Наполеона Когда он вернулся, Наполеон сказал брату: «Я думал, что ты убит» Штурм моста Арколе произвел на французов огромное впечатление, и невысокий генерал превратился во Франции в настоящего героя. И все же 1797 год принес с собой еще большую славу. Австрийцы предприняли в январе последнюю атаку для спасения в Мантуе Вурмзера, но посреди снега и льда Бонапарт разбил их при Риволи, где они понесли потери около 14 тысяч убитыми и ранеными, и практически обратил неприятеля в бегство. Многим в этом сражении он был обязан Мюрату, который искусно командовал кавалерией. Вурмзер капитулировал месяц спустя, после чего французы пошли на Вену. Великолепный полководец, эрцгерцог Карл попытался преградить путь, но после трех последовавших одно за другим поражений император в апреле предложил перемирие. Затем Наполеон отправился в мае на захват Венеции, где ему удалось покончить с этой старейшей республикой.
Двор в Момбелло продолжал процветать. Вскоре туда прибыла Мария-Анна — угловатое мужеподобное создание с вечно кислой миной и тяжелым характером. «Самая неприятная особа из известных мне женщин», — вспоминала мадам Д’Абрантес. — Мадам Баччиоки постоянно была резка с матерью, но, с другой стороны, с кем она была приветлива? Я ни разу не встречала людей, что были бы так остры на язык». Теперь у Марии-Анны имелся супруг, которого она привезла с собой. Это был корсиканский майор по имени Паскуале Баччиоки. Анна-Мария сочеталась с ним браком первого мая 1797 года в Марселе, где он снимал комнаты в том же доме, что и Летиция. Баччиоки был на пятнадцать лет старше своей молодой жены: высокий, пухлый, с одутловатым лицом, довольно милый, но неисправимо глупый, а главное, ровным счетом ничего из себя не представлявший. Это был еще один мелкий дворянчик из Аяччо, близкий родственник кузена Поццо ди Борго, и в его семье были сильны паолистские настроения. В нем всегда находилось нечто комичное, даже его фамилия, которая переводилась как «поцелуй глазки». Люсьен постоянно жаловался, что «майор ничего не делает, а только знай пиликает на своей скрипке». Летиция настояла, чтобы этот брак был освящен в церкви. В глубине души все Бонапарты неодобрительно отнеслись к этому союзу. Меттерних замечает в своих воспоминаниях: «Наполеон наверняка бы предпочел иметь шурина, наделенного большим умом». И тем не менее Мария-Анна получила в качестве приданого 40 тысяч франков. Судя по всему, Баччиоки тоже временами сожалел о своем опрометчивом поступке, ведь острый язычок его супруги подчас не щадил даже ее брата. Она разговаривала быстро и отрывисто, резким, сухим тоном, если верить Люсьену, без всякого итальянского акцента, хотя, если в том была необходимость, умела быть довольно очаровательной. Они оба — Баччиоки и его супруга — сменили свои христианские имена. Мария-Анна переименовалась в Элизу, а майор из Паскуале превратился в Феликса. Год спустя у них родился сын, Феликс-Наполеон, проживший на свете всего полгода.