– Болит? – с искренней заботой.
– Только у неё. – отрешённо.
Через несколько минут снова взглянув на него и удивившись тому, что, но не собирается уходить, недовольно выдохнув, она приняла миску и, поднявшись, прошла вглубь комнаты.
Дождь лился сплошной стеной. Ни грома, ни далёких вспышек, ни дуновения ветра. Извиваясь, по стенам текли тонкие струйки и целые потоки. Срываясь с белёного потолка, крупные капли позвякивали брошенной утварью.
Когда трапеза была закончена, он спросил.
– Кристин. Ты ещё помнишь, тот день? – с интересом, но в тоже время и страхом.
Закрыв глаза, она замерла. День, месяц, годы назад. Две всхлипывающие девочки, и плачущий мужчина с механическими глазами. Их общая, ещё острая скорбь. Отчаянье и голод, страх и грусть. Тепло тел справа и слева. Лёгкое прикосновение руки, выстроившей головы в линию. Щелчок затвора загнавшего последний патрон в ствол ржавого пистолета. Поступь множества тяжёлых ботинок. Озлобленные окрики. Очерченный светом силуэт за обвалившейся стеной. Шелест металла, когда курок сорвался с задержки. Хлопок. Резкая боль. И долгая тьма.
– Помню. – медленно открыв глаза, отчётливо ощущая инородный предмет в голове.
Какое-то время он решал, хочет ли её услышать, но, всё же придя к тому, что не хочет стирать эту ночь, отказался от этой идеи. Она не настаивала, прекрасно зная, сколько бы усилий он над собой не сделал, всё равно не выдержит, прибегнув к излюбленному методу.
Помыв посуду, перелив суп в герметичный котелок, он постелил ей кровать на большом обеденном столе. Она же, стоя у стены, освещённой единственной свечой, рисовала огрызком найденного карандаша.
– Я не стану ложится. – не оборачиваясь. – Неизвестно когда следующий раз.
– Тогда, и я тоже.
Через пролом в стене, он вошёл в другую квартиру и, достав из примеченного ранее кейса небольшую гитару, вернулся к ней. Постанывая, четыре оставшихся струны были настроены. Тихий шелест пальцев по плетёным нитям, короткий вдох и поднимаясь, еле слышная, впервые за долгие годы, музыка зазвучала в старых стенах.
Он не помнил, умеет ли, но пальцы так легко и верно выдавали ноты, что у него почти не возникло сомнений. Это не было песней или каким-то старым мотивом. Та мелодия, что выдавал инструмент, являлась отражением чувств играющего. Его неутешной грустью, постоянным страхом, печалью и отрешённостью.
Она, отринув вчера и завтра, наслаждаясь каждой чёрточкой, что появлялась из-под пальцев, по её воле, следующей ритмам мелодии. Шелест графита, пересекающего тонкие струи воды, хруст каменной и керамической крошки, густой запах мокрого бетона, треск костра за стеной. Эта редкая ночь принадлежала ей одной, и она брала от неё всё что могла.
Недвижные объективы механических глаз, отражали в себе изгибы и волны шерстяного одеяла, обломки мебели с торчащими скобами, обрывки обоев с затаившимся под ним тараканом. Но их взор был устремлён куда дальше. Вглубь себя и в прошлое. В те дни, когда за напоминание о собственном имени, не приходилось бить женщин, когда он доверял людям, когда в список его ценностей не входила кепи. Он любил ту пору, и отдал бы всё, лишь бы вернутся в неё. Но она прошла, и пути назад не было. Нужно было жить сегодняшним днём, бороться за кусок, сопротивляться нападкам, быть жестоким, как и мир вокруг.
Не раз, его пальцы сжимались в кулак, а желание ворваться и разрушить, достигало предела. Но что-то внутри, нечто старое и ещё неизжитое, в последний момент сдерживало порывы. Она пробуждала в нём это. То, что он так старательно загонял в дальний угол. То, чему не было места в его новой жизни. Растормошённые, поднявшиеся из глубин вместе с воспоминаниями о былом, чувства жгли сердце, и чтобы загнать их назад, потребуется много выпивки.
Глава 2 Актёр в роли сыра
Коридор во всю длину небольшого здания, был неприлично узок, не соответствуя важности располагавшегося в нём учреждения. Из-под панелей фальш потолка, свисали не смонтированные кабеля. Двери аварийного выхода перекрывали наваленные стройматериалы. Ряды шкафов, с прогнувшимися полками, полнились совершенно секретными личными делами, до которых никому не было дела. За помеченной крестом дверью, без названия и номера, располагался штаб с внушающим уважение названием. (Подразделения специальных операция на оккупированной территории)
Разогнав застывший в воздухе, сигаретный дым, начальник отдела встретился взглядом с переведённым оперативником. Его лицо не выказало эмоция, но взгляд выдавал некоторое неудовольствие. Молча кивнув на один из старых деревянных стульев, начальник отдела полез в стопку бумаг. С негромким шлепком, на плексигласовую подложку легла тонкая подшивка с зелёной печатью.