«Парикмахерская, что ли, какая новая?» — подумал Ефим, а когда подошел Калачев, не вытерпел:
— Что это? — кивнул он на дверь с загадочной надписью.
— Где? Это? — Калачев внимательно посмотрел на него и покачал головой. — Ты и взаправду, как из Африки приехал. Фотарий — это, где облучают горным солнцем. Лучи такие кварцевые. Очень полезно на человека действуют. Микробов убивают эти лучи и вообще... здоровье, одним словом, сохраняют. Вот и мы сегодня, как из шахты — в баню, а потом — туда всей бригадой. Медицина, брат, для нас старается... Бесплатно, удобно и выгодно. Ясно? Ну, айда, а то ребята ждут нас у подъема. По дороге расскажу тебе, как пользоваться самоспасателем.
Они направились по территории шахты к подъемной клети. Можно было бы спуститься в шахту и по ходку — наклонной галерее, уходящей ярусами под землю, но, как объяснил Василько, пятый горизонт находится очень глубоко, и удобнее добираться туда, спустившись на дно шахтного ствола — рудничный двор. Ефим еще помнил, где находится пятый горизонт, на котором сейчас работала бригада Калачева, поэтому объяснения бригадира слушал невнимательно, оглядывая шахтную территорию. На всем: и на кирпичных зданиях подсобных станций, и в проемах ажурных сплетений высокой эстакады, и на старых заснеженных бунтах угля, раскинувшихся влево от эстакады вдоль железнодорожной линии, и на осевшем, подталом снегу — лежал серовато-блеклый налет угольной пыли. Ельнинская шахта разрабатывала пласт с большими породными включениями, потому-то оттенок пыли был ближе к пепельному, чем к темному. Вся эта привычная картина поверхности шахты не вызывала у Ефима каких-либо особых ощущений, он просто наблюдал, что делается сейчас здесь, на-гора, зная, что вернется из шахты уже ночью.
— Давайте быстрей! — закричали из группы горняков, стоящей возле дверей подъемного помещения. Это и были калачевцы. Оказалось, что клеть сейчас спускается, ждет лишь Василька. Ефим поздоровался, кто-то спросил: «К нам в бригаду?» — затем все двинулись я помещение, на ходу докуривая папиросы.
Хоть и был привычен Ефим к провалам в воздухе, или, как говорят авиаторы, «к воздушным ямам», все же стремительное падение клети вызвало у него легкое головокружение. Казалось, что огромный, наглухо закрытый железный ящик клети, освещенный изнутри, бесшумно падает вместе с людьми в какую-то бездонную пропасть, и лишь спокойные, сосредоточенные лица шахтеров напоминали о том, что все это делается вполне разумно, осознанно, что и для него, Ефима, вскоре такие экскурсы в глубь земли станут обычным занятием.
И вдруг на плечи навалилась плотная тяжесть.
— Все! — сказал кто-то, люди зашевелились, лязгнул затвор, двери открылись, и Ефим вместе со всеми, еще немного растерявшийся от непривычных ощущений, вышел. Ему показалось, что он вновь на земле: настолько естественным был свет на площадке, куда вышли шахтеры.
— Пятый горизонт, — подтолкнул его Василько. — Не отставай.
— Как пятый?! — Ведь Ефим помнил здесь тускло освещенную площадку! Все объяснилось, едва он глянул по сторонам: источая голубоватые отблески, всюду горели лампы дневного света. От площадки они разбегались в глубь штреков, пропадая где-то там вдали едва приметными светлыми палочками.
«Вот это здорово! — восхитился Ефим, и это было необычное для него состояние: он всегда ко всему относился скептически, с хитроватым недоверием. — Как в Москве, в метро, когда мы с Валькой Астаниным заходили туда. Только грязновато здесь».
А калачевцы уже двинулись по высокому ребристому коридору вдоль электровозной линии дальше, и Ефиму показалось, что запыленные, серые стены штрека совсем непохожи при этом свете на те, что знал он. «А ведь и впрямь здорово оборудовали теперь шахты, — неожиданно признался он, разглядывая штрек. — Стойки, кажется, из металла. Болтами схвачены. Такую махину и на километре глубины не раздавит».
Послышалось низкое, с пристуком, гуденье. Ефим оглянулся, — прямо на него сзади надвигался электровоз.
— Эй, калачата, садитесь! Быстрей! — крикнул машинист, затормаживая. «Колька Журин!» — изумленно отметил Ефим.
— Мне бы, милок, побыстрей надо, — явно подражая старушке, сказал кто-то, и все заулыбались, торопясь усесться в эти оригинальные подземные пассажирские вагончики.
Замелькали стойки, огни ламп. Ефим даже не успел заметить, где люминесцентные лампы сменились на электрические, а Журин уже кричал впереди: