— Сестра товарища, — нахмурился Валентин, пытаясь забрать фото, но Бурнаков отвел свою руку.
— Здешняя или из армии? — поинтересовался он. Валентин промолчал, чувствуя его тонкий намек, дескать, мне-то ясно, что это за «сестра».
— Что ж, — порывисто вздохнул Борис Владимирович, все еще держа перед собой маленькое, фото. — Вдохновить поэта сия барышня не сможет, красавица не из выдающихся, а так... время пронести можно неплохо... Одобряю ваш вкус.
— Оставьте, пожалуйста, глупости, — вспыхнул Валентин, с открытой неприязнью глядя на Бориса Владимировича. — Это только сестра моего армейского товарища.
— Согласен, согласен... — отмахнулся Бурнаков. — Я уже не об этом хочу сказать... — Он сел на краешек дивана, торопливо закурил и, наблюдая, как поплыла к потолку папиросная дымка, задумчиво заговорил:
— Я частенько размышляю, почему наш брат, поэты и писатели, так легко уязвимы женской красотой. С содроганьем сердца следим мы за женской фигурой, пленившей нас чем-то этаким необычным, но, отойдя с десяток шагов, снова не в силах сдержать своего восторга уже при виде другой женщины. Может, нам, людям творчества, более других понятна и близка вечная тайна женской красоты, ее магическая сила. Да, да, и это...
— И это — лишь немногим,-особенно избранным... — колко вставил Валентин. — Вместо того, чтобы найти в жизни настоящее дело и отдаться ему полностью, эти «избранные» распыляют свои силы, прожигают, если можно так выразиться, жизнь в эротических восторгах. А что в этом хорошего?
Борис Владимирович улыбнулся.
— Вы, оказывается, не любите откровенничать... Ну, со мной-то можно быть открытым, я человека с одного взгляда понимаю.
— Собственно, вы что имеете в виду? — вспыхнул Валентин.
Вошел редактор, сверкнув стеклами очков, отразивших свет электрической лампочки.
— Знаете, товарищи, литгруппу придется перенести. Никто не пришел. А-а, это вы, Астанин. Пойдемте-ка ко мне, есть для вас интересное задание. Пойдемте, пойдемте.
Борис Владимирович остался в комнате один, все еще разглядывая временами фотографию Зины. Потом почему-то кисло усмехнулся, сунул фотографию в карман и быстро вышел на улицу.
20
— Пора вам очерками заняться, — сказал Алексей Ильич Колесов, давая Валентину задание. — Для начала побывайте на передовой шахте, посмотрите, как там организуют работу, а потом и о других судить сможете.
Колесов подошел к этажерке с книгами, достал журнал «Уголь» и протянул его Валентину.
— С горным комбайном не знакомы? Вот здесь о нем есть. Посмотрите, чтобы потом не было сногсшибательных сенсаций.
Задание Валентин принял неохотно: он начал чувствовать странный холодок ко всему, что связывало его с газетой, к заказам сотрудников на организацию статей, информации и даже к простому листку бумаги, на котором писал для газеты.
Шагая сейчас по обочине дороги, Валентин думал, что неплохо бы написать очерк о главном инженере шахты Клубенцове. Его он немного знал, с другими же пришлось бы порядочно повозиться.
А кругом было столько света и жизни, что на них нельзя было не откликнуться. Близкое, в полнеба, солнце плавилось в весенних лужах; дорога и канавы, покрытые водой, сверкали до рези в глазах; теплый ветер овевал лицо свежим запахом прелой земли и талой воды; и столько было величественно-нового, не познанного ранее, в бурном, ни на минуту не замирающем шуме трудовой жизни заводов, шахт с их гудками и грохотом, что Валентин восхищенно остановился, оглядываясь вокруг.
Сзади послышался гудок автомашины. Валентин не успел перескочить через канаву, как мутно-зеленая «Победа» пронеслась совсем рядом, обдав его брызгами грязной воды и сладковато-горьким запахом бензина. Все же он успел заметить сидящего рядом с шофером седого, моложавого мужчину. Это был дядя Галины, главный инженер шахты — Иван Павлович Клубенцов.
«Хорошее начало очерка, — усмехнулся Валентин, вытирая грязь на брюках, — совсем, как у Желтянова в его штампованных корреспонденциях: «...с главным инженером мы познакомились...» Вот и познакомились. Забросал грязью и даже не остановился, не сказал: «Садись, подвезу!»
С Иваном Павловичем Валентин познакомился на том небольшом семейном торжестве, где было официально объявлено о женитьбе Валентина и Галины. Из приглашенных были лишь Клубенцовы; пили мало, восторженных речей не произносили, а просто пожелали молодоженам прожить счастливо до седин, спели несколько украинских песен, до которых Иван Павлович был страстный охотник, потанцевали и еще до часу ночи разошлись. Иван Павлович не понравился в тот вечер Валентину: в разговорах сухость какая-то, обращается все больше к сестре, Нине Павловне, а с Валентином перекинулся лишь парой общих фраз.