Семен Платонович догадался, что Клубенцов обращается к нему за поддержкой. «Странно, Иван Павлович, просишь ты о помощи-то, — мысленно обратился он к Клубенцову. — Ты прямо, прямо скажи».
А вслух сказал:
— Если расходовать лес сверх лимита, это ударит по себестоимости угля. И так у нас уголек-то дорогой. А что же иначе сделать? — И, что-то прикинув в уме, равнодушно сказал:
— Повторно использовать надо крепеж. Отработанных лав у нас много, и лесу там пропадает ни за что порядочно.
Клубенцов враз остановился.
— Но это... это же действительно верно! — воскликнул он. — Как я не додумался? Ну, спасибо, Семен Платонович... Выручил ты меня. И как выручил.
— А за что же спасибо-то? — прямо в глаза Клубенцову взглянул Шалин. — Я ведь не вам услугу-то оказал, а государству... — И усмехнулся. — А с государством мы как-нибудь рассчитаемся, я у него в неоплатном долгу.
— Это верно, конечно, — помрачнел Клубенцов. — Да только что-то не вижу этого расчета, Семен Платонович.
— Семен Платонович, вас можно на минутку?
Наперерез им быстро шел Устьянцев.
— Мне бы посоветоваться с вами надо, — скупо улыбнулся он. — Вы уж простите, Иван Павлович.
— Ничего, ничего... — сказал Клубенцов, но то, что Устьянцев решил посоветоваться с Шалиным, как-то задело его.
Иван Павлович вспыльчив, но долго сердиться не может. И сейчас он уже не уходит, а краем уха слушает разговор Шалина с Устьянцевым. Он слышит, что они говорят о личных планах слесарей, и догадывается, что группа Устьянцева прочитала, наверное, во вчерашней газете выступление донецких шахтеров.
— Ну что ж, продолжим разговор, Иван Павлович, — заговорил Шалин, когда они снова пошли вместе. — И закончим его сегодня, чтобы уже никогда не возвращаться.
— Какой ты все же нетерпеливый и упрямый, Семен Платонович, — миролюбиво отмахивается Клубенцов. — Обязательно тебе надо к какой-то точке подойти... Ну, погорячился я, так ты же поймешь.
— Я понял. Но в таком случае и ты должен понять меня... — Шалин искоса глянул на Клубенцова. — Неужели ты думаешь, что сможешь один из прорыва шахту вытащить, что это тебе под силу? Тогда надо разогнать всех инженеров, парторга отправить на участок погрузки — работать.
— Ну, это ты ерунду городишь, Семен Платонович.
— Не ерунду, а так получается, — усмехнулся Шалин. — Ко мне уже два инженера приходили, не нравится им твоя македонщина.
Шалин ждал, что Иван Павлович обидится, но Клубенцов лишь тихо сказал:
— Не люблю я тех, кто плохо работает. Деньги народные исправно получают за инженерский диплом, а на шахте — от и до... И в деле-то они так себе, как телята. Ты, вижу, в работу вцепишься крепко, перед тобой я виноват, а их или заставлю уважать труд, или...
— Или?
— Ну что ты пристал? — неожиданно засмеялся Иван Павлович. — Видишь, дочка тебя уже встречает? Ну, приходи быстрей на шахту.
И пошел независимой, легкой походкой к своему дому.
«Как-то придется мне сработаться с этим егозистым и ершистым человеком? А понять нам друг друга надо, обязательно надо», — подумал Семен Платонович, наблюдая, как шагает по улице Клубенцов.
11
Ефим почесал в раздумье нос, осветил лампой широкий зев старого штрека и покачал головой. Он только что отработал смену. Вся бригада уже вышла на-гора, а Ефим, незаметно отстав от товарищей, заглянул в этот уже несколько лет заброшенный штрек. В мозгу его всю смену колом сидела думка: «Значит, за одну стойку заплатят трешницу. Подзаработать можно. Хорошо придумал начальник шахты — использовать лес из старых лав. Нашему брату, шахтеру, снова есть где отхватить сотнягу, вторую...»
Ефим подошел к ближней стойке и оглянулся. Он знал, что здесь стойки выбивать еще нельзя, но кто узнает, где добыта лесина? Чай, метки-то на ней нет.
Горлянкин ударил топором по стойке и вдруг вздрогнул: из темноты штрека к нему подплывал, покачиваясь, огонек... Кто-то шел. Ефим медленно зашагал навстречу.
— Здорово, Горлянкин! Тоже промышлять идешь?
Худенький горняк сбросил с плеч стойку и вытер с лица грязный пот.
— Малость надо побаловаться, — усмехнулся Ефим, тоже останавливаясь. Он знал горняка, это был крепильщик Кнычев, работавший прежде в смене отца.
— Далеконько лазить приходится, — вздохнул Кнычев, — кабы поближе где, так за пару часов штук двадцать-тридцать стоек можно насобирать.
— А чего же на себе, горе луковое, таскаешь? — Ефим пнул ногой бревно. — Этой махиной кости сломать можно... Подогнать сюда «козла», насобирать кучу стоек и по железке увезти...