— Варавина, начальника проходческого участка...
Варавин не отвечал, вероятно, его не было на участке. Шалин положил телефонную трубку.
— Жаль... — поморщился он. — Поговорить с ним надо по-крупному.
Парторг подставил стул напротив Аркадия.
— Ну, а у тебя на участке новых методов нет?
— Пока что нет.
— Жаль, жаль... А то положение на участке неважное... Как ты думаешь, почему это?
— Я еще и сам не разобрался... — смутился Аркадий. — Наверное, потому, что плохо руковожу людьми...
— Почему плохо? Никто, кажется, не жалуется. Или уже есть жалобы? Да ты не скрывай ничего, говори прямо, вместе и обсудим, что к чему.
И Аркадий рассказал про случай с Коротовский...
— Н-да... Так, говоришь, задиристый этот Коротовский? — заинтересованно спросил Шалин, когда Аркадий умолк. — А я ведь знаю его. Неплохой он человек. Попробую поговорить с ним. Мирить вас не собираюсь, вы это сами сделаете. Ну, а сейчас вот что... Читал выступление донбассовцев? Ага... Давай-ка подумаем и о твоих машинистах электровозов.
А спустя час после ухода Зыкина в кабинете парторга сидел Коротовский.
— Ну, Николай Филиппович, знаешь, что мне от тебя нужно? — весело улыбнулся Шалин. — Хочу я на одно дело натолкнуть тебя... Дело такое, что ты сразу весь загоришься... Только это после... — он серьезно посмотрел на старого горняка. — Сейчас вот что... Расскажи-ка, что за ссора произошла у вас с начальником участка? Только говори, чтобы я все понял.
— А что тут понимать? — пожал плечами Коротовский. — Он покричал, я послушал. На этом все и кончилось.
— Только ли на этом? Мне, например, больше известно. Говорят, что не любят транспортники нового начальника. Верно это?
Коротовский сдвинул брови:
— Рабочий класс уважает справедливых людей, Семен Платонович, а этот... школьник... Э, да что там говорить! Выучат, извините за выражение, молокососа, а он и начинает мнить о себе... А того не поймет, что на наши, народные деньги учился...
— Верю, верю... — перебил Шалин. — Но только анархистом коммунисту нигде не позволено быть. Знаешь это сам, не мне тебе объяснять...
— Знаю, конечно, — сдвинул брови старый горняк. — Да только очень уж быстро нынешняя молодежь нос-то кверху задирает...
— А вот и надо подсказать. Доказать, что все мы — и молодые, и старые — делаем одно общее дело... Заметь — общее... А все эти дрязги только отвлекают нас, отнимают столько времени... Но не в этом дело, я с тобой совсем о другом, Николай Филиппович, хочу поговорить...
Шалин встал и, пройдясь по кабинету, остановился за стулом Коротовского.
— Нас с тобой, партийцев, не может не волновать такое положение на участке. А ведь у вас семь коммунистов там... Почему никто не задумался, не встревожился, что работать стали день ото дня хуже, почему не помогли Зыкину?
— Не обращался он, а Санушкин, наш партгруппорг, не догадался такого вопроса поставить перед коммунистами.
Коротовский поймал мгновенную усмешку Шалина и подумал, что говорит первые подвернувшиеся слова. «Эк, куда я полез...» — досадливо поморщился он.
— Вот об этом Санушкине я и хочу говорить... — Шалин отошел от Коротовского, задумчиво прошелся до стола. — Вот об этом я и думаю, Николай Филиппович... — повторил он. — Санушкин хороший машинист, но, мне кажется, в партгруппорги не годится. Понимаешь, совсем недостаточно для партийного руководителя группы быть только передовиком самому... Так ведь?
— Понимаю... Трудная работа, — согласился Коротовский.
— Трудная? А по совести-то говоря, чем трудней работа, тем она интересней. — Шалин помедлил и вдруг сказал: — Значит, справишься с этой работой?
— Конечно, то есть как я... — с этой работой?! Но ведь...
— Санушкина придется освободить. Руководство группой, как я думаю, коммунисты поручат тебе, Николай Филиппович.
— А выйдет что у меня, Семен Платонович? Это все же с людьми работать, а не машину водить.
— Люди-то такие, как и ты, почему же не выйдет? Смелей, уверенней берись за дело... Дело-то, сам знаешь, смелых любит... И в первую очередь помоги Зыкину разобраться во всем.