Санька вздохнул и направился в глубь сада. В саду — и клуб, и огромная столовая, и стадион, и танцевальная площадка. Один конец сада выходит к реке, здесь устроена купальная вышка.
И стадион, и водная станция, и танцевальная площадка — все было создано по инициативе комитета комсомола силами молодых горняков.
Санька прошел через весь сад к купальной вышке. В воде плескались ребятишки. Он разделся, забрался на самую высокую дорожку вышки и прыгнул в воду, чем вызвал немалый восторг ребятишек. Затем снова взобрался на вышку, но ему вдруг стало скучно, и он пошел одеваться, не обращая внимания на восторженный визг ребят, кричащих ему:
— Дядя Саня, еще! Еще!
Придя домой, Санька взял книгу и пошел в палисадник под тень деревьев. Однако чтение быстро утомило его, и он, заложив руки за голову, стал смотреть в небо и мечтать, а о чем, он не помнит, так как очень скоро уснул.
Проснулся он от восклицания сестренки:
— А ты разве в клуб не идешь?
Санька быстро вскочил. Был уже вечер, солнце село за крыши домов.
— Подожди меня, я быстро оденусь, — попросила Зоя и юркнула в дверь. Санька, терпеливо прохаживаясь возле дома, ждал ее добрых десять минут.
В клубе было людно.
— Давно началось? — шепотом спросил Санька у кого-то, пробираясь поближе к сцене.
— Недавно. Проходи быстрей.
В этот момент начали аплодировать. Санька воспользовался этим и вскоре протиснулся почти к самой сцене.
— Сейчас я вам прочитаю свой рассказ «В горах», — с едва уловимым акцентом сказал кореец, один из тех, кого Санька видел днем у сада. Он читал хорошо — в зале с первых же секунд стало тихо.
...Тяжелый, душный зной навалился на землю... Раскаленные камни прибрежных скал больно жгут ладони, полуденный воздух звенит от зноя и пышет в лицо. Едкий пот, смешиваясь с кровью, струится по жаркому телу, преет и мокнет засохшая было утром кровавая алая корка на изодранной, грязной рубашке...
...Рот судорожно ловит едва ощутимые слабые струйки влажного морского ветра, и Ай Сену ясно, что силы его на исходе. И все же он, сантиметр за сантиметром, лезет вверх, в скалы, чтобы до вечера добраться до пещеры в горах и передать то, что и полуживой он хранит, завернув в верхнюю рубашку и привязав на спину...
Санька со все возрастающим вниманием слушал рассказ о партизанском связном Ай Сене, и пареньку с каждой минутой все больше казалось, что этот, стоящий на сцене и читающий рассказ невысокий кореец и есть тот самый партизанский связной Ай Сен, неторопливо повествующий о своей героической жизни.
Сестренка Зоя сжала больно локоть Саньки, но он даже этого не заметил: в эти минуты рассказ уже близился к своей трагической развязке, и это был тот момент, когда совсем чужой человек У Ден Ок, никогда не участвовавший в борьбе с американцами, решил встать на смену умирающему партизанскому связному.
— Ты, Ай Сен, выполнял задание, — сказал У Ден Ок. — Не отрицай, я знаю это... Ты выполнил его?
— Нет... — тихо ответил Ай Сен.
Что-то в голосе старика У Ден Ока было правдиво покоряюще, и это заставило Ай Сена говорить ему открыто.
— Часы твоей жизни сочтены, — продолжал У Ден Ок, спускаясь на камень. — Ты не сможешь выполнить задание. Доверишь ли ты мне его?
...Во тьме звездной ночи, в сторожкой тишине, прерываемой лишь далекими криками пьяных американских солдат со стороны города да сдавленными стонами Ай Сена, борющегося со смертью, мало сказали, но сердцами сроднились два человека, укрытые в расщелине скалы.
У Ден Ок принял пакет из холодеющих рук Ай Сена...
Борьба продолжалась...
...С минуту люди в зале молчали, ошеломленные героической силой воли борющегося со смертью корейца, но вдруг зал единым вздохом вздохнул, и люди бурно зааплодировали. Они аплодировали не только этому невысокому черноволосому писателю, стоявшему на сцене, они аплодировали в его лице бессмертному корейскому народу.
...Ночью Саньке виделись страшные сны: дикие чудовища с пулеметами, горящее небо, ужасное дыхание смерти. Он даже вскочил, сел на кровать, но грохот не прекращался. Это шла ночная гроза. Санька с полчаса посидел у окна, сурово, глядя в бушующий за стеклами шквал громовых разрядов и дождя.
Утром он зашел в кабинет к Шалину:
— Мне надо с вами поговорить по одному личному вопросу, — сказал паренек, когда парторг освободился.
— Ну, ну...
— В Корею хочу ехать...
Шалин внимательно глянул на Саньку и серьезно спросил:
— Зачем?
— Как зачем? Да разве можно спокойно жить, когда там такое творится? Вы понимаете не хуже моего, что им помощь, поддержка нужна.
Первые слова Санька произносил сдержанно, но потом не выдержал, загорячился, давая волю своему гневному возмущению.