Геннадий понимал, что меры против всего этого нужно принимать до начала работы по графику цикличности, иначе график будет изо дня в день срываться. Поэтому Комлев решил для себя: «Никакой поблажки никому! Пусть кое-кто сначала обидится, а потом все поймут, что прав был я».
Дней за пять до начала циклования он спустился в шахту в середине смены. Нужно было проверить, как идет работа по сооружению новой разминовки для электровозов, а заодно побывать и у добычников.
Слесари во главе с Устьянцевым трудились на совесть. Геннадий лишь издали, сворачивая в лаву, понаблюдал за их быстрыми движениями и тепло подумал: «Крепко Устьянцев слово держит. Смог же расшевелить его начальник шахты... А раньше, говорили, самый зубастый и своенравный был этот Устьянцев».
Хорошо шла работа и у добычников. Горный мастер Редько, вынырнув откуда-то из полутьмы, встал рядом с Комлевым.
— Пожалуй, моя смена сегодня тонн пятнадцать лишних даст, — внешне спокойно сказал он, но Геннадий почувствовал неуверенность в его голосе. И, наблюдая за растянувшимися вдоль забоя навалоотбойщиками, неожиданно все понял: в смене не доставало двух человек.
— Сколько на работу вышло, Редько? — быстро спросил он, поглядев сверху вниз на маленького Редько.
— Все, кажется... — пожал плечами горный мастер.
— Кажется... Так вот, чтобы вам не казалось, — вскипел он, зло глядя на Редько, — сегодня же напишите рапорт, почему отсутствуют два человека. Кто не вышел на работу?
— Журавкин и Насибулин...
— Где они?
— Дома, наверно... Где им быть.... Перехватили вчера, наверное, лишку...
Это окончательно взорвало Геннадия.
— Слушай, Редько... — тихо заговорил он, — запомни раз и навсегда, если по-приятельски еще кого отпустишь, я поставлю вопрос перед тобой прямо: или жульничать, или работать. Пятнадцать тонн, говоришь, лишнего дадите? А за Журавкина и Насибулина кто норму даст?
— Дадут ребята... — заторопился Редько. — Мы договорились с ними... Горлянкин за Журавкина отбивает пай, а за Насибулина все вместе.
— Круговая порука, значит... И вдохновляете ее вы, начальник смены... Марш сейчас же на поверхность... И к начальнику шахты, он с тобой поговорит!
Редько молчаливо пошел из забоя. Вот свет от его лампы скользнул по стене, замер и вдруг погас. «Хитришь, братец, — усмехнулся Комлев. — Думаешь отойдет начальник участка, перегорит злость у него, а тогда и прощенья подойти попросить можно... Не выйдет, пожалуй, ничего».
— Редько! — крикнул он в темноту. И почти в ту же секунду лампа вспыхнула и поплыла навстречу Комлеву.
— Слушаю...
Злость на горного мастера уже пропала, но менять своего решения Геннадий не мог и не хотел.
— Не думайте, Редько, что вы под горячую руку мне подвернулись... — жестко сказал он. — От каждого горного мастера и от каждого бригадира дисциплину буду требовать такую, какая нужна. Срывать график цикличности мне не хочется, да и вам, думаю, тоже...
— Но мы же еще не по графику работаем, Геннадий Петрович... — осторожно вставил Редько. — Мы не позволим такого, когда перейдем на график.