Выбрать главу

Шалин поднялся, в раздумье прошел по кабинету и неожиданно остановился перед большим, полутораметровым зеркалом. Оттуда на него глянул пожилой строгий человек... «А ведь это я... — усмехнулся Шалин. — Интересно это, когда человек сам себя со стороны видит... Да, да, это — я... Постарел, пожалуй. Морщин прибавилось, под глазами припухло. — Семен Платонович улыбнулся. — Дает жизни новая работа тебе? Трудненько приходится...»

Он уже несколько раз решал отдыхать вечерами,, встряхнуться от дум, которые постоянно тревожили память, но из этого ничего не получалось. Даже по воскресеньям Нине становилось все труднее уговаривать его пойти в кино...

Вспомнился их последний разговор.

— Папочка, — сказала тогда Нина, — ведь лучше будет, если ты отдохнешь, а потом со свежими силами примешься за работу.

Семену Платоновичу нравилась настойчивая заботливость дочери.

— Но ты, Нина, должна понять, что всякому делу свой срок...

Однако Нина не сдавалась.

— Ну хорошо, — спокойно заявила она. — Тогда я, папочка, тоже буду сидеть дома.

— Ни в коем случае, — горячо запротестовал он. — Ты можешь с подругами пойти в кино. А я пойду сам. Не обязательно ведь нам вместе идти.

Но Нина посмотрела на отца таким укоряющим взглядом (она удивительно в этот момент напомнила ему жену), что Семен Платонович сдался.

— Хорошо... Но следующий выходной — мой... Договорились?

— Договоримся... — хитро улыбнулась Нина. — Потом договоримся...

...Мысли Шалина были прерваны: зазвонил телефон. Говорил редактор городской газеты Колесов, он просил. поговорить с врубмашинистом Астаниным. Дело в том, что весной он приходил устраиваться в редакцию, но штат был полный, а теперь есть вакантное место. Колесов уже дважды вызывал Астанина, но тот почему-то отказывается приехать и даже не звонит... Конечно, врубмашинисты тоже нужны, но из Астанина неплохой бы газетчик получился, и надо поговорить с ним, что удерживает его в Ельном. Или руководство шахты не отпускает?

— Я об этом ничего не знаю, — заверил Шалин. — Поговорить с Астаниным могу, конечно... Да, да, поговорю... Всего доброго....

Семен Платонович позвонил в табельную шахты:

— Когда у нас врубмашинист Астанин работает? Сейчас в шахте? Передайте, пожалуйста, пусть зайдет после смены ко мне.

«Странно, что я его не знаю, этого Астанина, — подумал Семен Платонович, опуская трубку. — Астанин, Астанин... Ах, да это такой невысокий, с этакой себе на уме усмешечкой, что с корреспондентом областной газеты недавно беседовал. В редколлегию стенгазеты привлечь надо было бы его... Видимо, пишет неплохо, если в газету забирают... Жаль, конечно».

2

Смена кончилась. Вдоль подрубленной стенки забоя уже шел Касимов, останавливаясь иногда и подбивая в зарубную щель так называемые подшашки — деревянные чурки, которые нужны для того, чтобы не осел подрубленный пласт, иначе пропадет вся работа врубовки.

Неожиданно врубмашина остановилась — помешала загогулина в нижней части пласта.

— Вот, черти! — рассердился Валентин на бригаду Гаусса. Касимов подошел и встал рядом. Астанин сказал ему: — Передай Гауссу, что за такую подготовку дорожки в армии на гауптвахту бы посадили. Видишь, что делает?

Касимов согласно закивал головой, он сам не любил беспорядка и, помолчав, осторожно похлопал по плечу Валентина:

— Твоя хорошо рубить научилась... Ей-ей... Как Петра Григорьевич... Чисто так рублено.

— Ну уж, сравнил... — смущенно отмахнулся Валентин, но похвала Касимова заставила радостно забиться сердце. Строгий, придирчивый этот Касимов, зря не похвалит... Ну уж если одобрит — значит, и впрямь хорошо... И опять, как тогда, когда в первый раз повел врубмашину, Валентин ощутил прилив гордости, и напряженная усталость, накопившаяся в теле за целую смену, словно растворилась, исчезла под влиянием этого чувства. Санька расчистил дорогу, и врубмашина пошла.

— Ну вот и все! — притушив радостное волнение, сказал Валентин Саньке, останавливая машину. Но голос выдал его, в нем прорывалось что-то необыкновенно торжествующее, и Санька с удивлением посмотрел на товарища.

— Ты чего это?

— Да так, Саня... — рассмеялся Валентин, полный хорошего, теплого чувства к Саньке. — Просто так...

Санька недоуменно пожал плечами, но промолчал, принявшись закреплять врубовку.

Вскоре вышли на-гора, направляясь в баню. Запыхавшаяся табельщица догнала их. Астанина сейчас же вызывал парторг, она чуть не забыла.

— А помоемся в бане — тогда зайдем... — кивнул ей Санька.