— А вот мой папа... На почетной доске.
— Галина Васильевна, Галина Васильевна! — зашумели ребята. — Толин папа на почетной доске!
Галина глянула на Доску почета:
— Это хорошо, Толя! Таким папой можно гордиться.
И вдруг... Да, это был он, Валентин... Такое знакомое, такое родное лицо его... Похудел, глаза смотрят с портрета строго, серьезно... Родной мой, хороший, любимый!.. Тяжело мне, ты слышишь меня?
И слезы навернулись на глаза Галине. Она больно закусила губу, чтобы не расплакаться, отвернулась и заторопила ребят.
— Пойдемте быстрее, ребята...
А вечером пришла сюда одна... И теперь не сдерживала слез, тихо разговаривая со своим Валькой, поверяя ему свои невеселые думы. А когда ощутила удары его, их будущего сына, прошептала ему, глядя прямо в глаза Валентину:
— Вот он, наш папа... Ты слышишь, папа? Почему так долго не приезжаешь?
И во все сгущающейся темноте никак не могла отойти от него, все смотрела и смотрела на его похудевшее, родное лицо.
5
Темно. У Комлевых уже все спят.
— Я сказала маме, что не приду сегодня домой... — прошептала Тамара, приподнимая голову и стараясь угадать, уловить в темноте очертания лица Аркадия. Она пыталась еще что-то сказать, но он притянул ее к себе, и Тамара затихла безмятежно-счастливая.
— Знаешь что, — также шепотом сказал Аркадий. — Давай завтра пойдем в ЗАГС, а? Ты хочешь?
— Да... — кивнула она головой. — И пусть нам дают отдельную квартиру, скоро новые дома будут сдавать.
И опять их окутывает ласковое, спокойное молчание...
— А мне надо сына, — вдруг снова заговорил Аркадий. — Понимаешь, Томка, сына! Он обязательно на тебя будет похож, ведь больше всего сыновья на матерей похожи, а дочери — на отцов. Ты хочешь, чтобы у нас был сын?
Тамара долго не отвечала, и он позвал ее:
— Томка...
— Я слышу... — мотнула она головой и добавила как-то неуверенно: — А к чему торопиться, Аркадий?
— Но неужели у тебя нет желания стать матерью?
— Сейчас нет... А потом... потом видно будет, — она вздохнула. — Я еще не хочу возиться с пеленками, с утра до вечера стирать, мыть, ночи не спать.
Аркадий стал горячо убеждать ее.
— Пойми же, Томка, я тебе буду помогать, это наполнит нашу жизнь новым содержанием. Ведь это же замечательно!
— Оставь, оставь, — прервала она. — Вам, мужчинам, это и «новое содержание» и «замечательно», ну, а нам одно мученье.
— Я не понимаю тебя, Тамара... Значит, тебе не хочется, чтобы у нас был сын... или дочь?
— К чему такой разговор, Аркадий? — отодвинулась она. — Когда мне захочется ребенка, я скажу.
Все безмятежно-ласковое, что возникло между ними минуту назад, словно растаяло.
...Утром он ушел на шахту, когда Тамара еще не просыпалась. И странную неудовлетворенность чувствовал он, вспоминая вчерашний разговор. Да, конечно, очень уж рассудочно, сознательно относится она ко всему, стремясь иметь лишь то, что выгодно и нужно ей. А он не мог, да и просто не хотел что-то рассчитывать в своей личной жизни. Ему казалось, что расчет просто невозможен, когда любишь человека, и поэтому вчерашний короткий разговор приобретал для Аркадия такое большое значение... Значит, она его просто не любит, решил вдруг он, но тут же испуганно и позорно постарался убежать от этой мысли.
Ему захотелось еще раз собраться с мыслями, побыть одному, и он не стал задерживать рабочих на разнарядке.
Коротовский удивленно сказал:
— Разве сегодня не будем обсуждать коллективный план? Вчера все машинисты и слесари были предупреждены.
— Обсудим завтра... Сегодня я что-то нездоров... — и пошел к спуску в шахту.
Коротовский покачал головой: последние дни начальник участка вел себя странно, с лица его не сходило выражение рассеянности и беспокойства.
Аркадий спустился в шахту, долго ходил там, размышляя все о ней, о Тамаре. Он обошел участки и остановился, наблюдая за работой Валентина. Валентин с Санькой вели подрубку в старой лаве, на пятом горизонте, где угольный пласт разрабатывался уже боле трех лет. Толщина пласта с каждым метром уменьшалась, кровля становилась все неустойчивей и рыхлее. «Почему же так редки стойки крепления?» — подумал Аркадий, сразу заметив неладное.
— В чем дело? — спросил он крепильщика, замкнутого, нелюдимого рабочего по фамилии Кнычев. — Или вам жить уже надоело?
— А мы здесь при чем?.. — оправдывался Кнычев. — Астанин еще дня три назад сообщил о нехватке крепежа начальнику участка, тот говорит, что главный инженер приказал обеспечить лесом в первую очередь циклующуюся лаву.