Редько хмуро кивнул головой, потом спросил:
— А вы... где будете?
— Меня на шахте не будет... Действуй сам.
И пошел вниз по лаве, чувствуя огромный прилив радости оттого, что нашел, наконец, в этом Редько ту неприметную еще ни для кого черточку характера. Конечно, Геннадий хорошо знал, что это только начало сложного и трудного дела.
10
Все кончено... Жизнь ушла в сторону, оставив его медленно угасать на больничной койке... Вот именно — угасать... Что он теперь значит для нее, с парализованными ногами? Калека... А жизнь не нянька, в ней мало места таким, как он... Напрасно доктор, спокойный, уверенный пожилой мужчина с седыми висками, говорил, успокаивая его:
— Не бросайся в панику... Ты жив, а это знаешь, что значит? Помнишь Мересьева из «Повести о настоящем человеке?» Вот с кого тебе примерчик неплохо взять... А ноги, что ж, — ноги все равно не главный орган человеческого тела.
Ему, доктору, хорошо так рассуждать, он обязан это говорить, он — здоровый, полный сил и энергии. А я...
Валентин закусил губы так, что на языке ощутился солоноватый привкус крови...
В двадцать пять лет калека... Кому ты нужен? Meресьев... Это было в войну, тогда миллионы теряли не только ноги... У Мересьева были товарищи, друзья, у него, наконец, был и самый близкий друг, а разве это не счастье?.. А у меня?.. Галина?.. Но зачем ты ей нужен, беспомощный калека, ей — красивой, здоровой.
Что может дать он Галине? Вечные слезы о загубленном у его постели счастье, бессонные ночи, когда рядом не близкий друг, а калека, беспомощный, поседевший... А товарищи, коллектив? Сейчас они каждый день ходят, говорят слова успокоения и все, начиная от Саньки и до Петра Григорьевича Комлева, уверяют его, что все хорошо, что впереди еще много интересного... Но пройдет полгода, год? Тогда им будет не до него, ведь жизнь не стоит на месте? Многие из них разъедутся в разные стороны, многие просто будут обходить «по забывчивости» его квартиру, и он так и будет лежать один, предоставленный горькой тоске. А жить так хочется, ведь еще столько не сделано в жизни...
Валентин закрывает глаза, и голову медленно окутывает туман забытья... Возникает знакомая картина города... Где он видел это? Да... это... это окна квартиры Галины... Но где же она? Она где-то здесь, рядом, он даже слышит ее голос... Галя! Он рванулся к ней, но снова все пропало... Нет, нет... Она здесь, он ясно почувствовал на своей шее ее дыхание... Но она ли это? Хотелось открыть глаза, но на лоб опустилась чья-то ласковая, теплая рука. От этого стало спокойно и хорошо... Валентин уснул...
Галина с волнением вглядывалась в похудевшее, бледное лицо Валентина... Она только часа два назад приехала в Ельное. Известие о несчастье с Валентином она получила вчера вечером, но на ночь Нина Павловна не отпустила ее в дорогу.
— Завтра утром приедет Иван Павлович, с ним и уедешь... А вообще-то я не советовала бы тебе в таком виде ехать. — Нина Павловна окинула взглядом фигуру дочери. — Через полмесяца рожать, надо бы, беречься, а ты... Не было бы чего плохого, Галина.
— Ничего, мама, не будет... Я дяде Ване скажу, чтобы он ехал осторожно.
— Смотри сама, доченька... Нужно ли тебе ехать? Может, он и не нуждается ни в чьей помощи.
— Нет, я поеду... Ему тяжело сейчас, нельзя оставлять его одного.
Всю дорогу она думала, как он ее встретит, что скажет. Может, мать права, и он, действительно, не нуждается в ее помощи? Но сейчас, сидя у постели и всматриваясь в его лицо, Галина поняла: да, она нужна здесь, пусть даже и против его желания...
Шли минуты. Валентин спал, тревожно вздрагивая во сне, а она все сидела у постели и о чем только не передумала. В голову все чаще приходила мысль: а что, если ему будет больней, когда он увидит ее?
Наконец, он проснулся... Открыв глаза, Валентин с минуту спокойно смотрел на нее, затем опустил веки, но неожиданно встрепенулся и, широко раскрыв глаза, выдохнул:
— Галя!
— Родной мой, хороший мой... — шептала Галина, прижавшись губами к его небритой щеке... И счастливые слезы текли по ее лицу.
11
Состояние Аркадия с каждым днем улучшалось, правая нога, переломленная в голени во время обвала, срасталась быстро. Вчера врач, просмотрев рентгеновский снимок, весело сообщил Аркадию:
— Еще месяц, и вы, молодой человек, сможете ходить на танцы...
Такая перспектива обрадовала бы любого больного, но Аркадий равнодушно выслушал эту весть. Последние дни ему было очень грустно. К другим больным каждый день приходили родственники. Аркадия же навещали только товарищи по работе, Шалин и через день — Геннадий.
Геннадий приносил обычно с собой десятки новостей с шахты, рассказывал о том, что «работа теперь пошла».